Уго Чавес проиграл конституционный референдум. Этого ожидали многие, это было вполне закономерно, но всё равно это стало сенсацией, а в эмоциональном плане для многих и полной неожиданностью.

Все, включая самого президента Венесуэлы, привыкли, что он неизменно выигрывает выборы и референдумы. Однако всё хорошее когда-нибудь кончается, а уверенность в своих силах сыграла злую шутку с лидером Боливарианской революции. Даже тогда, когда в тревожных сигналах не было недостатка, даже тогда, когда многие собственные сторонники предупреждали о тяжелых политических последствиях, которые будет иметь попытка пересмотра конституции, президент по-прежнему верил, что просто не может проиграть.

На протяжении многих лет он выигрывал всегда, неизменно и по-честному. Потому в критический момент, когда стало ясно, что референдум заканчивается поражением, мысль о том, чтобы подправить результаты голосования, была так же неприемлема и невозможна для венесуэльского лидера, как за несколько часов до того мысль о неудаче.

Подозреваю, что далеко не все во дворце Мирафлорес рассуждали так же, как и Чавес. И мысль о том, чтобы немного «подкрутить счетчик», несомненно, приходила в голову немалому числу правительственных чиновников. Но в том-то и состоит роль личности в истории, что в критические моменты понятие чести, политического долга или просто политическая интуиция лидера берут верх над чиновничьими интригами и бюрократической инерцией.

Признав поражение на референдуме, Чавес в известном смысле доказал именно то, что хотел – и не смог – доказать на протяжении всей своей агитационной кампании: он нужен Венесуэле, он незаменим, на него можно положиться. Окажись на его месте личность меньшего масштаба, итоги подсчета голосов могли бы оказаться иными. Всего-то дел: подправить полтора процента!

Разумеется, я весьма далек от того, чтобы преувеличивать роль личности в истории. И второй урок венесуэльского референдума в некотором смысле прямо противоположен первому: даже такой неординарный и харизматический политик, как Уго Чавес, ничего не может сделать там, где не разрешены структурные противоречия, не может сломить общую тенденцию, обозначившуюся в обществе.

В чем, однако, состоит тенденция, преодолеть которую не смог лидер Венесуэлы?

Революционный процесс переживает кризис. И кризис этот вызван отнюдь не поражением у избирательных урн. Не только это поражение, но даже и сам референдум являются лишь следствием более глубоких проблем, на которые натолкнулось руководство страны.

Радикализация социальных и экономических преобразований, происходящих в Венесуэле в последние два года, закономерно вызвала и растущее сопротивление традиционных элит.

Недовольны не только олигархи, хозяева крупных предприятий и банков. Недовольна старая интеллигенция, в спину которой дышат тысячи выходцев из низов, получившие знания благодаря новым образовательным программам, недовольна значительная часть среднего класса, чувствующего дискомфорт в условиях обострившейся политической борьбы (в конце концов, не так уж это уютно, если у вас под окнами каждую неделю митинги, а иногда и выстрелы). Недовольны и многие жители трущоб, ибо они уже вошли во вкус перемен, они ожидают лучшего.

Политика президента улучшила положение бедных, но не искоренила бедность. Она создала у народа новые потребности, выработала у низов общества уважение к себе, но отнюдь не привела к преодолению старой косной и коррумпированной бюрократии, которая на каждом шагу душит инициативу и напоминает людям, кто на самом деле хозяин положения.

Чевес и его окружение сознают, что революционный процесс надо продолжать, более того, его надо форсировать, нельзя останавливаться на полпути. Но они не рискнули нанести удар по самому главному препятствию, самой главной проблеме (и, на деле, самому главному врагу) венесуэльской революции – по собственному бюрократическому аппарату.

Напротив, они пошли по пути централизации власти и форсирования перемен сверху, что находилось в разительном противоречии с собственными лозунгами и обещаниями Чавеса. Несмотря на многочисленные заявления о том, что «боливарианский социализм» извлек уроки из неудач революционных попыток ХХ века, принятое решение свидетельствовало об обратном.

Предложив радикальную централизацию власти в качестве стратегического ответа на кризис революции, Чавес не просто совершил ошибку – он совершил ошибку, которая была очевидна всем его искренним сторонникам. По существу, он предпочел поддержку бюрократии поддержке масс, благодаря которой сумел удержаться у власти во время переворота 2002 года. Логика президента понятна – это логика, которой склонны следовать очень многие политики, оказавшиеся заложниками обстоятельств: надо успокоить аппарат, заручиться его лояльностью. А народ нас и так поддерживает. Куда же он денется?

Массы поняли или, по крайней мере, почувствовали, что происходит, и отреагировали соответственно. Даже среди тех, кто голосовали и агитировали за «да» чувствовалось некоторое недоумение. Многие из тех, кто поддержал президента во время прошлого референдума, на сей раз проголосовали за «нет» с явным намерением преподать урок президенту и его ближайшему окружению. Еще больше людей в бедняцких кварталах выразили свое недовольство тем, что вообще не пошли голосовать. Поддерживать оппозицию было противно, невозможно, но предоставлять президенту «карт-бланш», освобождая его от всякого контроля со стороны граждан, тоже не хотелось.

На практическом уровне Чавес и его сторонники тоже допустили немало ошибок. Несколько десятков поправок к конституции были внесены одним пакетом. Видимо, президент надеялся, что наиболее спорные моменты (отмена ограничений на время пребывания лидера у власти, отмена выборов губернаторов, возможность вводить на неограниченный срок чрезвычайное положение и т.д.) будут компенсированы привлекательными социальными проектами, обретающими по итогам референдума силу закона. На практике получилось наоборот.

Социальные программы отошли на второй план, тогда как дискуссия сосредоточилась на самом спорном и неприятном. К тому же все понимали, что для реализации социальных программ менять конституцию не требуется. Оппозиция разоблачала такой подход как демагогию и в этом (хотя, возможно, только в этом) была права.

Победу «нет» оппозиция расценила как свое торжество, как начало перелома в общественном мнении и общей политической ситуации. Однако на деле всё обстоит гораздо сложнее. Не столько оппозиция выиграла, сколько Чавес проиграл. И голоса, отданные за «нет», в значительной мере адресованы скорее президенту, чем оппозиции. Многие из тех, кто на сей раз воздержался или голосовал против предложений президента, отнюдь не выступают против его политики.

Народ направил лидеру послание, смысл которого предельно ясен: «Уго, мы поддерживаем тебя, но это не значит, что мы бездумно пойдем за тобой куда угодно. Власть нуждается в контроле».

Надо заметить, что, несмотря на публичные торжества, венесуэльская оппозиция так же обескуражена своей победой, как власть – поражением. Как развивать успех – непонятно. Любая попытка оппозиционеров активно выступить со своей реальной программой моментально приведет к тому, что массы, сегодня проголосовавшие за «нет», снова консолидируются вокруг Чавеса.

В сложившейся ситуации оппозиционеры могли бы только мечтать о том, чтобы результаты голосования были фальсифицированы или чтобы президент победил с перевесом в те же 1–2%, а они смогли бы кричать о фальсификации. А теперь что делать – не понятно.

Победа оппозиции на референдуме, безусловно, доказывает, что демократия в Венесуэле жива, а лидеры революции уважают провозглашенные ими принципы политической свободы. Подсчет голосов обрушивает всю пропагандистскую конструкцию, построенную в Вашингтоне: кого теперь могут убедить страшные рассказы об отсутствии свобод и диктатуре Чавеса, если власть на референдуме способна честно считать голоса, что вообще-то далеко не общепринятая практика в Латинской Америке.

Хуже того, Чавес признал поражение в отсутствии иностранных наблюдателей, демонстрируя тем самым, что венесуэльская избирательная система не нуждается во внешнем контроле.

Можно сказать, что хотя Чавес проиграл референдум, революция выиграла. Судьба революции не сводима к влиянию и авторитету ее лидера.

Венесуэла вновь оказалась перед выбором, и этот выбор куда важнее конституционных поправок, вынесенных президентом на голосование. Вопрос в том, как будет развиваться процесс дальше. Извлекут ли сторонники Чавеса урок из произошедшего? Чему научит их поражение? Захотят ли они правильно прочитать послание, отправленное им народом, и какие из него сделают выводы?

Если урок пойдет впрок, то лидерам революции предстоит бороться за то, чтобы вернуть себе доверие масс, а это означает неминуемый конфликт с бюрократией. Это означает переход от разговоров о «народном участии» к установлению прямой демократии. Радикализация революционного процесса невозможна без включения в него масс, а социальные программы, спускаемые сверху, не заменят демократических перемен снизу.

Таков главный вывод венесуэльского референдума, значимый не только для граждан этой страны, но и вообще для всех, кто думает о том, как изменить к лучшему наш мир.

Но что если урок не будет воспринят, если «послание» не будет прочитано?

Что ж, в этом случае венесуэльский процесс разделит участь других потерпевших поражение революций.