Для понимания исторической роли Нерона, римского императора, правившего в 54—68 гг., получившего при рождении полное имя Луций Домиций Агенобарб, а после воцарения - Нерон Клавдий Цезарь Друз Германик, существенны два предварительных обстоятельства: его происхождение и его связь с греческой культурой.

Нерон родился 15 декабря 37 г. в Антии, приморском городке в 40 км к югу от Рима, от Агриппины Младшей и Гнея Домиция Агенобарба. Агриппина была дочерью Германика Цезаря и внучкой Друза Цезаря — двух членов фамилии императора Августа, наиболее полно воплощавших в общественном мнении Рима все традиционные добродетели древней римской аристократии. Фактический основатель Римской империи, Август усыновил детей своей жены Ливии от первого брака с Клавдием Нероном — в том числе названного выше Друза, сам же был ранее усыновлен диктатором Юлием Цезарем. Дед Нерона по матери таким образом соединил в себе и в своих потомках два древнейших патрицианских рода — Юлиев, ведших свою генеалогию от основателей Рима Энея и Ромула, и Клавдиев, на заре римской истории породнивших первых римских поселенцев с обитавшими здесь сабинянами (Тацит. Анналы, IV, 9). Что касается отца Нерона, то по материнской линии он приходился внучатным племянником Августу (был внуком его сестры Октавии), а по отцу происходил из древнего (засвидетельствован с IV в. до н. э.) плебейского рода Домициев; род был крайне разветвлен, представлен самыми разнообразными семейными связями, так что в числе свойственников Гнея Домиция Агенобарба обнаруживаются, в частности, носители самых громких имен среди «последних республиканцев» — Катон Младший, Брут и Кассий.

Для массового римского сознания древность рода и обилие в нем лиц, прославившихся подвигами во славу государства, были живой, актуальной характеристикой лица, к этому роду принадлежавшего (Тацит. Анналы XIII, 1, 2). Семья Нерона — в полном противоречии с нравами, в ней реально царившими, и с нравственными характеристиками ее членов — в принципе и в идеале могла служить в глазах современников символом вековой преемственности патрицианских родов основателей Города, носительницей традиций народа и его вечных ценностей. Август сделал всё, чтобы увековечить именно такой ее образ. Нерон сделал всё, чтобы его разрушить. Он был последним императором римского патрицианского происхождения и своей деятельностью, направлением своих реформ, всем своим обликом, даже своей смертью, как бы засвидетельствовал полную исчерпанность генеалогически в нем воплощенной исконно римской морально-политической традиции. Далее могли предприниматься попытки ее возродить; продолжить ее стало невозможно.

Греческие формы жизни, предметы быта, образы искусства и философские идеи, знание греческого языка уже с начала II в. до н. э. все более интенсивно распространялись в Риме. Твердая линия руководства государством, однако, как в конце республики, так и в начале империи, состояла в том, чтобы держать восточно-греческую стихию под контролем, подчинять ее доминирующим принципам собственно римской государственности. Правление Нерона ознаменовано постоянным стремлением эту линию уничтожить. Он был первым и в сущности единственным принцепсом эпохи Ранней империи, для которого восточно-окрашенный эллинизм стал основой биографии, второй натурой и принципом государственно-политического поведения. Восточного происхождения были обе его кормилицы, осуществлявшие также его начальное воспитание; греками — оба первых наставника. В частности, подбором и интерпретацией текстов для чтения Нерона в отрочестве ведал Хэремон, грек из Египта, автор известных работ по истории египетских фараонов и жречества. Любовницей Нерона, с которой его связывало необычно сильное и длительное чувство, была гречанка-вольноотпущенница Акте. Одиозный эпизод «брака» его с жрецом Кибелы Пифагором, где он выступал в качестве «жены», есть много оснований рассматривать как обряд посвящения императора в один из восточных культов. С Грецией и Востоком главным образом связана художественно-артистическая деятельность императора: местом своего первого сценического выступления он выбрал полугреческий Неаполь, роли исполнял в греческих трагедиях, преимущественно Еврипида, сохранились названия только двух трагедий, им самим написанных, — одна называлась «Аттис», другая «Вакханки». Все это не исчерпывалось бытовыми обстоятельствами или литературными вкусами, но было сознательно создаваемой идеологией, единым строем жизни и культуры, получившим в исследовательской традиции наименование «неронизма». Подробно о нем нам придется говорить ниже.

Отец Нерона умер в 40 г.; в январе 49 г. Агриппина выходит замуж за Клавдия, брата своего отца Германика и правящего римского императора; 25 февраля 50 г. Клавдий усыновляет Нерона, фактически делая его наследником в обход Британика — своего сына от предыдущего брака; в 53 г. Нерон женится на дочери Клавдия Октавии; 13 октября 54 г. Клавдий, отравленный Агриппиной, умирает; преторианцы и тут же вслед за ними сенат провозглашают Нерона принцепсом и присваивают ему все титулы и полномочия, делавшие его верховным правителем Римской империи.

Первый период его правления длился с 54 г. до первых месяцев 59 г. В эти годы Нерон находился под сильным влиянием философа Сенеки, которому с 49 г. было поручено воспитание наследника. В начале 56 г. Сенека обратился к своему воспитаннику с трактатом «О милосердии [De Clementia]», где сформулировал идеологическую программу нового принципата. Суть трактата выражена в его названии: если ранее всеобщее убеждение состояло в том, что власть принцепса основывается на сосредоточении в его руках ключевых республиканских магистратур, так что юридически, идеологически и социально-психологически он оставался магистратом Римской республики, «первым среди равных», а отношения его с гражданами регулировались законами государства, то отныне согласно предлагаемой программе эти отношения должны были определяться лишь его clementia — милосердием, благоизволением. При этом, однако, предупреждал Сенека, власть его не становится тиранической, а остается правовой, но не в старом смысле, унаследованном от республики, а в той мере, в какой соответствует интересам всех управляемых народов и «благу» как нравственному закону Вселенной: «Милосердие предстает тем более прекрасным и блистательным, когда носителем его является верховная власть, каковая, пока соответствует законам природы, не может нести в себе зла» (Сенека. О милосердии, гл. 19).

На этих идеях была основана программа правления, изложенная Нероном в инаугурационной речи, и влияние их можно усмотреть на протяжении первого периода его деятельности прежде всего в отношении к сенатской традиции и в социальной политике. В сенате, власть которого как республиканского учреждения в принципе была альтернативна власти императоров и потому последними обычно всячески ограничивалась, в эти годы продолжалось обсуждение важных государственных вопросов, по которым принимались соответствующие решения; молодой принцепс поддерживал эту атмосферу, неодобрительно относясь к чрезмерной льстивости сенаторов и обуздывая ее; назначение в 54 г. Корбулона, консулярия и отпрыска древнейшей сенаторской фамилии, главнокомандующим на парфянском театре военных действий было данью его выдающимся талантам полководца, но в то же время и явным подарком сенату. В эти годы Нерон неоднократно защищал сенаторов от возводимых на них обвинений. Тогда же он принял ряд актов, облегчавших положение простого народа (многочисленные денежные раздачи, меры по ограничению доходов откупщиков) (58 г.) или таких, что соответствовали привычкам и вкусам римской толпы (увеличение числа зрелищ и их пышности; устранение из цирков воинской стражи и др.). То были действия принцепса, направленные на гармонизацию общественной атмосферы и в этом смысле вполне укладывавшиеся в программу clementia.

Доктрина clementia несла в себе, однако, и другие возможности развития. Свой не локальный и тактический, а реально исторический смысл она могла обрести лишь много позже, во II в., в рамках единой, стоявшей на прочной и развитой государственно-правовой базе греко-римски-провинциальной империи Антонинов. В условиях же середины I в. проповедь императорского благоизволения как замены закона означала на деле освобождение власти от того созданного Августом сплава республиканских форм и имперских реальностей, который выполнял роль неписаной конституции Империи - бесконечно нарушавшейся и тем не менее сохранявшей значение единственной существующей нормы. На практике clementia вела к созданию морально-политического вакуума, который мог быть заполнен любыми прихотями правителя. На протяжении первого периода правления Нерона об этих потенциях доктрины говорили лишь безнаказанные ссылки и убийства, осуществлявшиеся Агриппиной; сам император в большинстве случаев держался от них в стороне. На грядущее превращение доктрины в санкцию фантазий, произвола и эпатажа указывала, однако, уже в эти годы одна особенность юного принцепса, проницательно отмеченная Тацитом (Анналы XIII, 3): его неспособность к публичному красноречию и безразличие к нему. Красноречие было в Риме искусством искусств, ибо реально выражало готовность и способность каждого гражданина, а тем более руководителя, разговаривать с гражданским коллективом, быть им понятым, отстаивать свою точку зрения при обсуждении с ним важнейших государственных вопросов; ораторское мастерство государственного деятеля отмечалось в его эпитафии наряду с почетными магистратурами. Принцепсы от Цезаря до Клавдия, заботясь о сохранении своего образа верховного республиканского магистрата, продолжали вырабатывать у себя и совершенствовать талант к красноречию, подчас с большим успехом, и только Нерон первым «с раннего детства устремил живость своей души на другое: лепил скульптурные украшения, занимался рисованием, пением, учился править лошадьми на ристалище» (Тацит. Анналы ХШ, 3). За этим стояла определенная жизненная установка, представление о новых нормах правления, общественной жизни и культуры. Они нашли себе воплощение в следующем периоде принципата Нерона.

Второй период его правления охватывает 59-66 гг. Он ознаменован успешными военными действиями на границах империи. В 61 г. в Британии вспыхнуло грандиозное восстание местных племен под руководством царицы племени иценов Боудикки; оно было энергично подавлено Светонием Паулином. На Востоке продолжалась борьба с Парфией за власть над Арменией. Корбулон завершил ее в 63 г. скорее дипломатическим, нежели военным путем: верховная власть передавалась парфянскому царевичу Тиридату, но с тем, чтобы он принял ее из рук Нерона и Армения тем самым попадала в положение вассального государства Рима. Положение на Востоке вскоре осложнилось решением наместника провинции Сирии Цестия Галла, под чьей юрисдикцией находилась также Иудея, облегчить положение местного населения, полностью обнищавшего, собрав подати не с него, а из сокровищ Иерусалимского храма, которые, в сущности, и состояли из налогов. Революционно настроенные низы усмотрели в этом покушение на народную святыню и в 66 г. ответили войной, которая по началу складывалась для римлян крайне неудачно Нерон поручил руководство военными действиями Флавию Веспасиану (будущему императору); тот вел их на протяжении пяти лет с переменным успехом, и только в 71 г. его сын Тит завершил войну взятием Иерусалима и разрушением храма.

Общая атмосфера правления и отношения принцепса с сенатом изменились после марта 59 г., когда по приказу Нерона была убита его мать Агриппина. Властная и бесконечно тщеславная, она стремилась контролировать управление империей и препятствовала реализации намеченной Сенекой программы. «Вслед за тем, — пишет Тацит, — он безудержно предался всем заложенным в нем страстям, которые до этой поры если не подавляло, то до известной степени сдерживало уважение к матери» (Анналы XIV, 13). Суть дела не сводилась к «страстям» — она состояла все в той же установке на создание в Риме восточно-эллинистической общественной атмосферы и на превращение власти принцепса в деспотическую — установке, которая в силу вышеобозначенных причин оборачивалась и при дворе, и в обществе безответственным эстетизмом, скандальным легкомыслием и криминальными интригами. Реализовались они в основном в трех областях — в антисенатском терроре, в популизме и в публичном (а для римских традиционных нравов и скандальном) стиле жизни и артистической деятельности самого принцепса и его окружения.

Нерон провел ряд реформ в сфере обычного судопроизводства. Судебные расходы, прежде покрывавшиеся тяжущимися сторонами, стали оплачиваться из казны; за судебную защиту установлена твердая плата; судебные дела казначейства переданы обычным гражданским судам; уточнены и улучшены правила оформления завещаний (Светоний. Нерон 17). Процессы сенаторов, однако, продолжали, как и ранее, рассматриваться в сенате; они возбуждались чаще всего по обвинению в государственной измене или в «оскорблении величия» (прежде — величия римского народа, ныне — величия принцепса) и инициировались обычно младшими членами сената, получившими название delatores, доносчиков; внешние признаки судебного разбирательства сохранялись, но так как всем было ясно, что обвинители действуют по подсказке принцепса и цель состояла в уничтожении лиц, которых он счел для себя опасными, то заканчивались такие процессы как правило обвинительным приговором — ссылкой, конфискацией имущества или, чаще, смертью. Кроме того, дела высших магистратов или лиц, близких к императору, рассматривались его семейным судом. Здесь уже не предполагалось никаких правовых норм, и все решалось мнением принцепса, членов его семьи и приглашенных приближенных; здесь тоже обычный исход бывал смертным. Нередки были и случаи смертного приговора, выносимого императором лично без всяких обоснований.

Начавшись в 62 г., такие процессы шли crescendo. Обнаружить в них единую направленность и общую государственно-политическую стратегию не удается. Уничтожены или сосланы были многие выходцы из старой аристократии, такие как Рубеллий Плавт или Юний Силан Торкват; наряду с ними — сенаторы, родовитостью вовсе не отличавшиеся, но увлекавшиеся стоической философией: среди них, например, сослан был Гельвидий Приск и убиты «воплощенная добродетель» (Тацит. «Анналы» XVI, 21) — Тразея Пет и Барея Соран; по всему судя, совершенно произволен и не связан ни с каким разбирательством был приказ полководцу Корбулону покончить с собой, что тот и выполнил; наконец, немало было, по-видимому, и лиц вроде сенатора Антиетия Ветра, просто детонировавших своим скромным и спокойным стилем жизни с атмосферой, складывавшейся в столице и при дворе.

Как для этой атмосферы, так и для этих репрессий особенно показателен заговор Пизона, раскрытый и подавленный в 65 г., повлекший за собой резкое усиление террора и ставший в тот год главным событием в отношениях императора с сенатом и всем высшим слоем римского общества. Заговор был составлен офицерами преторианцев, предложившими Пизону стать принцепсом вместо Нерона и втянувшими в него какое-то число сенаторов и всадников, а также некоторых людей, лично близких принцепсу, как поэт Лукан. Большинство сенаторов и магистратов, репрессированных впоследствии в связи с заговором, как Петроний, автор «Сатирикона», скорее всего отношения к нему не имели. Наиболее показательна фигура самого Луция Кальпурния Пизона. То был совершенно нероновский человек — приятель императора, участник его оргий, певец и актер-любитель, виртуоз игры в шашки; в то же время — человек родовитый, обходительный, популярный, многим оказывавший помощь, денежную и судебную. Ни его согласие возглавить заговор, ни (за незначительным исключением) дальнейшее поведение заговорщиков не указывают на наличие у них серьезной политической программы и продуманной тактики. Заговор был не столько альтернативой той атмосфере, что создавал Нерон, сколько ее порождением, свидетельством ее универсального распространения в высших слоях римского общества.

На фоне нарастающего антисенатского террора особенно рельефно выглядела время от времени забота принцепса о городском плебсе. Интересам широких слоев соответствовали проведенные Нероном и упомянутые выше реформы в области судопроизводства и взимания налогов. Особенно масштабно, однако, проявилось внимание принцепса к населению Рима во время пожара 64 г.. То был самый грандиозный пожар за всю историю города. Он уничтожил большую часть столицы и лишил крова сотни тысяч людей. Нерон тут же создал временные убежища для погорельцев и наладил их питание, из своих средств обеспечил скорейшую очистку города от завалов и пожарищ, отстроил портики, позволявшие людям скрыться от палящего солнца; казна выдавала субсидии тем, кто брался за строительство новых домов с обязательством закончить их в кратчайший срок. Причины пожара точно не устанавливаются. Одна версия состояла в том, что первыми загорелись бесчисленные лавчонки, которые в большинстве принадлежали выходцам с Востока, и временные жилища, где они ютились. Ярость толпы обратилась прежде всего против них, а так как христианство считалось одной из восточных сект, - то и против христиан, свирепые преследования которых стали в угоду народу осуществляться правительством (см. подробнее — Тацит. «Анналы», XV, 44). Другая распространенная версия состоит в том, что город был подожжен по приказу самого Нерона. Здесь, в свою очередь, называются две мотивировки. Согласно первой он стремился пережить небывало острое художественное наслаждение, глядя, как обращается в гигантский костер миллионный город, семихолмный центр мира. Согласно второй план его состоял в том, чтобы дать пламени уничтожить памятники, в которых жил многовековый Древний Рим, дабы, навсегда покончив с прошлым, построить на его месте новый город, соответствовавший новой эпохе. Последний замысел, независимо от того, был ли он у Нерона, в значительной мере осуществился: перестройка Рима после пожара была настолько радикальной, что заслужила у историков название римской архитектурной революции и полностью изменила облик не только столицы, но многих городов империи. Республиканский Рим остался воспоминанием; непосредственно переживаемой многовековой историей, материализованной в архитектуре и пейзаже, он быть перестал.

Меры Нерона, направленные на помощь народу и соответствовавшие его интересам, при нарастающем терроре против древних родов и сенатской аристократии, не могут рассматриваться как последовательная государственно-политическая установка, призванная изменить социальную структуру римского общества. Против этого распространенного взгляда говорит как спорадичность подобных мер, так и несвязанность их с экономическими основаниями народной жизни. Поддержка оказывалась в основном римскому городскому плебсу, люмпенизированному и готовому в обмен способствовать той зыбкой атмосфере легкомысленно скандального произвола, то веселого, то жуткого, которую распространял Нерон.

Атмосфера эта призвана была воплотить новую систему ценностей, которой по замыслу императора и его окружения надлежало сменить традиционно римскую. Ключевыми словами последней были mos maiorum — верность нравам предков, pietas - уважение к традиции и исторически сложившейся общественной реальности, virtus — гражданская доблесть; ключевое понятие первой выражалось греческим словом «агон» — состязание. По приказу принцепса в Риме и в городах империи в растущей мере проводились состязания поэтов и актеров, певцов и музыкантов, а также конные ристания. Наиболее масштабными и пышными среди таких игр были Ювеналии (59 г.) и Неронии (первые - в 60 г., вторые — в 65 г.). Они выполняли тройную задачу. Во-первых, участие в них — добровольное или по принуждению — сенаторов и всадников, бывших магистратов, женщин из знатных семейств, по прежним меркам непристойное и недопустимое, уничтожало нравственные нормы традиционного римского общества и превращало аристократическую элиту Рима в прихлебателей императора, разделяющих его пороки и от него всецело зависящих. Во-вторых, поскольку игры обычно заканчивались выступлениями самого Нерона, среди зрителей размещались группы молодых людей, обязанных обеспечить ему шумный успех. Наиболее известной из подобных групп был корпус так называемых августанов (Тацит. «Анналы» XIV, 15; Светоний. Нерон 20,6). Он был создан в 59 г. из сыновей всадников в количестве 500 человек и дополнен в 64 г. четырьмя с половиной тысячами юношей плебейского происхождения. Постепенно цели их вышли далеко за пределы клаки — специально воспитанные в духе восторженного, в сущности религиозного поклонения Нерону, в театре они следили за публикой и доносили на каждого, в ком не было заметно должного восторга, причем последствия могли быть самыми трагическими. За пределами театра, в обществе, августаны все больше образовывали центр обожествления Нерона и его власти. Наконец, третья тенденция, которую атональная реформа общества должна была реализовать, шла в том же направлении: постоянно появляясь перед бесчисленными толпами, неизменно выходя победителем из любого состязания, увенчанный всеми возможными и невозможными венками и наградами, принцепс, еще недавно римский магистрат, теперь все больше превращался в глазах народа в царя и бога, носителя власти сакральной и абсолютной.

Последняя цель могла быть достигнута лишь отчасти, и то в основном в восточных провинциях. Лишенный опоры в социально-экономической и государственно-идеологической структуре общества, атональный принцип, как ранее принцип clementia, вел лишь к упразднению старых основ общественной жизни, не заменяя их никакими прочными и серьезными новыми и воплощаясь во все более разнузданном нравственно-политическом нигилизме, пример которого являли двор и император.

Третий период правления — время пребывания принцепса в Греции; он охватывает вторую половину 66 г. и целиком 67 г. В силу состояния источников наше представление о нем (как и о заключительном, четвертом, периоде) несравненно беднее, чем о двух первых: «Анналы» Тацита обрываются на середине 66 г., изложение в Светониевой биографии Нерона становится особенно сбивчивым и хронологически неупорядоченным; восстанавливать события приходится на основании источников поздних и второстепенных.

Цель поездки Нерона в Грецию состояла в утверждении образа его как любимца Аполлона, царя-артиста, доказывающего сакральный и абсолютный характер своей власти непрерывными победами в состязаниях. Вызывая неизменный восторг толп, он выступал на них в качестве глашатая, трагического актера, кифареда и возницы, повторяя при этом, что «конные состязания — забава царей и полководцев древности; их воспели поэты, и устраивались они в честь богов» (Тацит. «Анналы» XIV, 14). Править делами в Риме принцепс оставил своего вольноотпущенника Гелия, сам же прерывал ради них артистическое турне редко, неохотно и только по двум поводам. Первый состоял в продолжении антисенатского террора, который именно в эти месяцы достиг своего апогея, второй — в поисках средств для покрытия фантастических расходов по пребыванию в Греции. Большинство источников говорит об ограблении с этой целью казны греческих городов и о казни многих богатых греков с последующей конфискацией их имущества (см., в частности: Дион Кассий. Римская история LXIII, 11). Отчасти для моральной компенсации ущерба, нанесенного стране и своей репутации, отчасти в порядке реализации своей идеологической программы Нерон завершил свое пребывание торжественным провозглашением Греции свободным государством.

Четвертый, заключительный, период охватывает время с января по июнь 68 г. Он представляет собой логичный итог правления Нерона: все более руководствуясь в политике идеологическими химерами, он изолировал себя от всех реальных сил общества, и в решающий момент они от него отвернулись. 19 марта император в Неаполе наблюдал за упражнениями атлетов. Ему доложили о том, что в Лугдунуме (ныне Лион) состоялся съезд галльских племен, объявивший его узурпатором и предложивший императорскую власть Юлию Виндексу, наместнику одной из галльских провинций и галлу по происхождению. Виндекс предложение отклонил, но убедил принять его наместника Тарраконской Испании Сервия Гальбу, который во главе расквартированного в его провинции легиона двинулся на Рим. Слухи о ненадежности легионов доходили также из Африки и из германских провинций. У Нерона была полная возможность, опираясь на верные ему войска, подавить начинавшийся мятеж, но именно с этого времени поведение его становится совершенно непредсказуемым - нерешительным и противоречивым. Более месяца он продолжает жить в Неаполе, выступает как кифаред, проводит время в пирах и утехах. В первых числах марта он отдает приказ убить Гальбу, но 27 марта узнает, что приказ остался невыполненным. Тогда только Нерон возвращается в Рим, отзывает войска, находившиеся в походе против кавказских племен, дабы направить их против Виндекса, формирует с той же целью новый легион — I Вспомогательный и... объявляет о своем намерении удалиться в Египет, после чего впадает в нервный кризис и полное бездействие. В Риме - нехватка продовольствия, напряжение и разброд; сенаторы и большая часть всадников с нетерпением ждут падения принцепса, люди из городской массы, привыкшие пользоваться его щедротами, «ходят мрачные и жадно ловят слухи» (Тацит. «История» I, 4). Преторианцы, которые некогда провозгласили Нерона императором и всегда были ему преданы, и их префект Офоний Тигеллин, один из самых близких императору людей, загадочным образом на всю весну исчезают с военно-политической арены, пока 10 июня второй префект претория Нимфидий Сабин не уговаривает их присягнуть Гальбе. В тот же день сенат решает отступиться от Нерона и признать императором Гальбу. Нерон уезжает из Рима и на следующий день кончает с собой. «Низвергли его не Виндекс со своей безоружной провинцией, — скажет впоследствии Гальба, — и не я с моим единственным легионом, а чудовищная его жестокость и страсть к наслаждениям; неудивительно, что Нерон — первый принцепс, чья память объявлена проклятой» (Тацит. «История» I, 16).

Отражение идеологической программы, общественной атмосферы и эстетических принципов, объединяемых понятием «эпоха Нерона», представлено наиболее полно в архитектуре, в настенной живописи и в литературном стиле «серебряной латыни».

Архитектурная революция 64 г. изменила как планировку городов, так и тип домов. По правилам, установленным Нероном, расширены были улицы, дома ограничены собственными стенами (т. е. запрещены пристройки), ограничена этажность, запрещено застраивать дворы. Тем самым были преодолены скученность и теснота, столь характерные для позднереспубликанского и ранне-императорского Рима. При этом важно учитывать, что по данным многих источников именно эта теснота воспринималась как свидетельство сплоченности и гражданской солидарности — одной из основных ценностей старой римской общины. Популярность введенных правил говорила о том, что общественная мораль, на такой солидарности основанная, во многом себя изжила, «архитектурная революция» лишь подтвердила и стимулировала этот процесс. Тот же перелом в восприятии и оценке жилой среды сказался и на архитектуре дома. До 64 г. ее основными разновидностями были либо особняк атриумно-перистильного типа, либо многоквартирная и многоэтажная инсула, этажи которой надстраивались от случая к случаю и поддерживались подпорками, без соблюдения каких-либо правил безопасности. После 64 г. основной разновидностью жилого дома становится инсула, но совсем другого типа, возникшая во вкусе нероновского космополитизма из взаимодействия этрусской, карфагенской, эллинистической градостроительной практики и местных римских традиций, — отдельно стоящий кирпичный двух - или трехэтажный дом с галереей лавок по первому этажу и большими окнами. Примером старой, донероновской жилой архитектуры принято считать Помпеи, примером новой, распространившейся после «архитектурной революции», — Остию, городок на юго-запад от Рима, игравший роль его морского порта.

Наиболее полным архитектурным воплощением «неронизма» является так называемый Золотой Дом (Domus Aurea) — дворец, который Нерон отстроил для себя сразу после пожара, правда, не успев его закончить. Он был построен в виде виллы — загородной резиденции, приспособленной к отдыху, просвещенному досугу и наслаждению природой, и окружен садами и водоемами, с небольшими беседками на двух собеседников, миниатюрными каскадами и фресками по стенам. Отделка отличалась необычайной роскошью — строения дворца тонули в позолоте, драгоценностях и перламутре. Вестибюль представлял собой квадратный двор, окруженный портиками, в центре которого возвышалась 35-метровая статуя Нерона, отличавшаяся поразительным портретным сходством. Программным было именно это сочетание пасторальной изысканности и ослепляющей роскоши, просторного сельского пейзажа и плотной исторической застройки городского центра, в которую этот пейзаж был контрастно вставлен, гедонистической атмосферы всего комплекса и сакрально грандиозного изображения обожествленного владыки. Все это настолько демонстративно противоречило римским традициям, вкусам и нравам, что после смены власти Веспасиан снес большинство построек, а на месте искусственного озера выстроил Колизей — рассчитанный на массовые зрелища грандиозный амфитеатр, и подарил его городу.

Римская настенная живопись известна главным образом из Помпеи, но представлена также в Риме и в других центрах Италии, так что должна рассматриваться не локально, а как явление римской культуры в целом. Ее история охватывает период с 80-х годов I в. до н. э. до 70-х годов I в. н. э. и делится на четыре периода, называемых «стилями». Эпохе Нерона наиболее полно соответствует IV стиль, представленный памятниками 40—70-х годов. Основные его черты — сюжеты из греческой мифологии, связанные с причудливым сочетанием форм, в природе разобщенных, с метаморфозой и травестией (кентавры, сфинкс в сопоставлении с детьми, амуры с инструментами ремесленников, Омфала в львиной шкуре Геракла); широкое изображение архитектуры, представленной в положениях с точки зрения жизненной реальности заведомо немыслимых (альков, нарисованный на плоскости стены, в который вписаны садовые ротонды или верхушки зданий); использование фресковых сюжетов и мотивов для перспективного «пролома» стены и создания в замкнутом объеме комнаты ощущения пространственной бесконечности (рисованные портики, уходящие в стену, рисованные двери, намекающие на ощущаемое за ними пространство, крылатые фигуры, вылетающие из плоскости стены и как бы врывающиеся в комнату извне).

Подобная эстетика противоестественного не ограничивается настенной живописью. В годы Нерона она формирует быт, прикладное искусство, даже кулинарию — изделие оклеивается материалом, выглядящим по-другому, чем тот, из которого оно реально сделано, свинина подается в виде голубя, ножка стола состоит из рельефного изображения лапы льва, переходящей в торс мальчика, и т. д. «Недавно в царствование Нерона дошли до чудовищной выдумки: уничтожать с помощью раскраски естественный вид черепахи и придавать ей сходство с деревом [...] весело бросать деньги на забаву и развлекаться двойной игрой: во второй раз смешивать и искажать то, что искажено самой природой» (Плиний Старший. Естественная история XVI, 232; IX, 139).

В сфере литературы эта эстетика ярче всего проявилась в стилистике так называемой «серебряной латыни». К. ней принадлежат авторы, именами которых прежде всего отмечена эпоха Нерона, - философ Сенека, автор эпической поэмы «Фарсалия» Лукан, Петроний — создатель плутовского романа, отрывок которого вошел в историю литературы под названием «Сатирикон». Все они были уничтожены по подозрению в связи с заговором Пизона, но до этого входили в ближайшее окружение принцепса. При всех их коренных отличиях друг от друга, они целиком усвоили и выразили эстетические установки, для этого окружения и этой эпохи типичные: оценка изложения прежде всего по его эффектности, придание изложению заостренного, нервно напряженного характера, построение фразы на контрастах, смешение лексических и синтаксических моделей классического литературного языка с вульгаризмами и неологизмами. «Испорченная речь нравится там, где извратились нравы», - объяснял всеобщее увлечение подобным стилем Сенека, сам отдавший ему щедрую дань (Сенека. «Нравственные письма к Луцилию», CXIV, 11). Важно отметить, что настенные фантастические пейзажи нередко обладают своим пряным обаянием, что «серебряная латынь» вошла с Сенекой и Тацитом в сокровищницу римской литературы; при Нероне, однако, они воспринимались как знамения эстетики противоестественного, выдававшей самую сущность этой эпохи.

Жизнь и деятельность Нерона характеризуются особой исторической ситуацией - нарастающим ощущением исчерпанности традиционного общественного уклада при отсутствии еще сколько-нибудь определившихся форм, призванных его сменить, и особым типом личности - неспособной адекватно видеть реальность, авторитарной и произвольной в своих решениях, неуравновешенной, эксцентричной и жестокой. Сочетание подобной ситуации и подобного типа личности повторяется в истории неоднократно. В нем обнаруживается некоторая типология, которая, никак не будучи реально связана с Нероном, соотнесена с ним как со своеобразным эталоном и воспринимается как его эхо. Острое ощущение устарелости существующего уклада жизни побуждает властителя заменить его отношениями и ценностями, которые представляются ему более современными, привлекательными и живыми. Но поскольку ясной, исторически созревшей и потому приемлемой для общества альтернативы существующему укладу нет, то властитель начинает чувствовать себя вправе и даже обязанным такие отношения и ценности создать и утвердить — создать, несмотря на их абстрактность, субъективность, фантастичность, создать вопреки принятым и еще живым нормам, опираясь на принуждение и жестокость, на абсолютный характер своей власти, в силу которого он может позволить себе любое поведение, любую эксцентричность, любой эпатаж, раздражение нервозность, подозрительность. В той или иной мере эта тональность за много веков до Нерона окрасила жизнь и деятельность египетского фараона Эхнатона, много веков после него она же угадывается в образе Ивана IV и Павла I в России, Людвига Баварского в Германии. Существует, по-видимому, определенная «нероновская» типология абсолютной власти, и перечисленными именами она скорее всего не исчерпывается.

В исторической памяти о Нероне обобщенный и эмоционально насыщенный образ преобладал, а во многом преобладает и до сих пор над рациональным историческим анализом. Уже современники, а вслед за ними и потомки видели в нем не столько исторического деятеля, сколько необычную личность — чаще всего преступную. Этот образ сразу же утвердился у римских историков — у Тацита, Светония, Плиния Старшего: первый назвал Нерона «чудовищем» («Анналы», XIV, 11), третий «врагом рода человеческого» («Естественная история» VII, 6, 2), а второй характеризовал словами «наглость, похоть, распущенность, скупость, жестокость» («Жизнеописание двенадцати цезарей», «Нерон», 26). Традиция была тут же продолжена ранними христианами: апокалиптический зверь из бездны отмечен у св. Иоанна числом 666, представляющим собой сумму цифровых обозначений тех букв, что образуют в древнееврейской транскрипции имя «Нерон». Позднейшие христианские авторы живо обсуждали, является ли Нерон антихристом (Коммодиан, Сульпиций Север) или только его провозвестником (Лактанций, блаженный Августин). Традиция пережила Средние века и сохранилась до наших дней: папа Паскаль II (1099-1118) снес родовую усыпальницу Домициев, так как народ был убежден, что окружающие ее деревья служат приютом воронам, несущим в себе частицы души Нерона; в 1975 г. появились сообщения о молодой немке, которая обратилась к церковным властям с просьбой провести над ней обряд изгнания беса, ибо она явственно слышала голос Нерона.