Иди Амин - человек, с именем которого связаны представления о жесточайшем терроре, холодящих кровь убийствах, крикливом самолюбовании собственной всесильностью.

Истоки истории жизни этого человека следует искать на крайнем северо-западе Уганды, где сходятся границы Судана и Заира. Там живут несколько суданских народов, разводящих скот на засушливых местных пастбищах, и именно там в маленькой хижине с травяной крышей шлемовидной формы между 1925 и 1928 годами (большинство исследователей сходятся все же на дате 1925 г.) и родился будущий третий президент Уганды Иди Амин. Его отец принадлежал к народу каква, живущему в приграничных районах Судана, Заира и частично Уганды, мать - к другому центрально-суданскому народу, луг бара. Ее считали колдуньей, и солдаты из казарм частенько обращались к ней за 'львиной водой' - чудодейственным напитком, якобы придающим мужчине сил в бою и любви.

Ребенок рождался тяжело, поскольку был необычайно большим - весил почти пять килограммов. И потом, уже взрослым, Иди Амин, всегда отличался внушительными размерами - весил под 110 килограммов при росте более 1 метра 90 сантиметров.

Мать рано оставила отца и отправилась странствовать по свету, прихватив с собой сына. Сначала она работала на плантациях сахарного тростника, принадлежавших одной из богатых семей азиатского происхождения - Мехта. Затем связь матери мальчика с неким капралом Королевских африканских стрелков привела его в казармы Джинджи.

Уже тогда, по свидетельствам очевидцев, Иди Амин, отличался стремлением властвовать, применяя для этого физическую силу, поскольку был крупнее своих сверстников. К шестнадцати годам он принял ислам. Так Амин стал ассоциироваться с 'нубийцами' - потомками тех самых 'суданских стрелков', которые составляли костяк угандийской колониальной армии.

Шло время, Иди Амин жил при казармах. Его будущность считалась предопределенной - военная карьера. Пока же 17-летний великан зарабатывал себе на жизнь продажей мандази - сладкого печенья - в районах казарм Джинджи. К этому времени он выучился недурно играть в регби. С английским языком дела обстояли значительно хуже, Амин освоил несколько английских фраз, в основном ругательного содержания, но умел четко произносить: 'Йес, сэр'. А вообще он немного говорил на языках каква и лугбара - языках своих родителей, немного на суахали и относительно неплохо на 'нубийском' - испорченном арабском, на котором до сих пор говорят выходцы из дистрикта Западный Нил в Уганде.

С 1946 г. Амин служил в армии в качестве помощника повара. Это, впрочем, не помешало ему, потом утверждать, что он участвовал в боях второй мировой войны - сражался в Бирме и даже якобы был награжден за храбрость. Благодаря своей недюжинной физической силе, он в 1948 г. выбился в капралы 4-го батальона Королевских африканских стрелков.

По свидетельствам очевидцев, Амин лез из кожи вон, чтобы выглядеть образцовым воякой: его ботинки были всегда начищенными до блеска, на нем безупречно сидела форма. Он был первым в спортивных состязаниях и первым в карательных экспедициях. Его военной карьере, правда, помешало то, что в 1950 г. у него было впервые зарегистрировано венерическое заболевание. Это считалось у 'высоко моральных' британских офицеров серьезным минусом, но тем не менее лишь задержало продвижение Амина по службе, а не воспрепятствовало ему. Он служил в Кении во время восстания May-May, и сохранилось много свидетельств его жестокости по отношению к повстанцам. К тому же в 1951-1952 гг. он завоевал титул чемпиона по боксу в тяжелом весе среди королевских африканских стрелков. Вот как характеризует капрала Амина один из его непосредственных начальников И. Грэхем: 'Он поступил на армейскую службу, не имея практически никакого образования; справедливо будет сказать, что до 1958 г. (когда ему исполнилось около тридцати) он был абсолютно неграмотным. В начальный период восстания May-May в Кении Амин оказался в числе нескольких капралов, проявивших выдающиеся способности - умение командовать, храбрость и находчивость. Поэтому немудрено, что его повысили в звании'. В 1954 г., после прохождения Амином курса обучения в военной школе в Накуру, где ему преподавали и основы английского языка, он получил чин сержанта.

Чин эфенди (промежуточный между сержантским и офицерским) Амин получил лишь в 1959 г., закончив специальные курсы в Кении. Да и то лишь после нескольких попыток - камнем преткновения был все тот же английский язык, определенное знание которого требовалось от кандидатов на звание.

Следует упомянуть, что в те времена британские офицеры и их жены считали своим долгом учить будущих угандийских офицеров хорошим манерам. Тот же Грэхем, который накануне провозглашения Уганды командовал ротой, в которой жил эфенди Амин, вспоминает, в частности, такой эпизод. Среди прочих мер по повышению уровня образования кандидатов в офицерский корпус грядущей угандийской армии была и такая - чтобы научить их цивилизованному обращению с собственными финансами, им рекомендовали получать свое жалованье не на руки, как прежде, а со счета в банке. И вот Грэхем лично отвез Амина в тот самый банк в Джиндже, которым пользовался сам. В банке Амину с большим трудом втолковали премудрости, связанные с чековой книжкой и банковским счетом. Но самым трудным, оказалось получить образец его подписи, поскольку Амин привык в армии расписываться отпечатком пальцев. Ему пришлось попотеть и испортить немало бумаги, прежде чем у него получилось что-то похожее на подпись. Получив наконец на руки чековую книжку, Амин тут же заявил Грэхему, что он 'желает' кое-что приобрести. Это 'кое-что' состояло из двух новых костюмов, заказанных у портного, нескольких пижам, транзистора, шести упаковок пива и нового автомобиля - голубоватого 'форда-консула'. Общая стоимость покупок значительно превысила сумму, имевшуюся на счету Амина, и с тех пор до самого отбытия Грэхема из Уганды ни один чек Амина не принимался к оплате без второй подписи - самого Грэхема. 'Образованного' таким образом Амина действительно вскоре произвели в офицеры - в 1961 году он получил чин лейтенанта.

В 1962 году, накануне провозглашения независимости Уганды, его значительно повысили в звании - до майора. В этом же году он прославился жестокостями по отношению к карамоджонгам Уганды и Кении, участвуя в 'ликвидации' конфликта между ними и народом покат (сук). Карамоджонги и покот, живущие по соседству, издревле враждуют из-за взаимных краж скота. Затем Амин 'урегулировал конфликт' между кара-моджонгами и другим скотоводческим народом Кении - туркана. К этому времени он изрядно поднаторел , в излюбленных методах обращения с пленными воинами, выработавшихся у него еще в 50-е годы: избиениях, пытках, запугиваниях. Например, он зачастую угрожал им лишением признаков мужского достоинства и иногда лично приводил эту угрозу в исполнение.

Что касается инцидента, с туркана, то они жаловались на жестокость Амина еще колониальным властям. Амину грозил суд, и спасло его только личное вмешательство Оботе - будущего президента Уганды. Так или иначе, вплоть до ухода англичан из страны Амин служил в колониальных войсках в роте И. Грэхема, и сослуживцы не питали ни малейших сомнений в том, что после получения Угандой независимости он сменит последнего на его посту.

Так оно и случилось. 9 октября 1962 г. была провозглашена независимость Уганды. Амин, как один из немногих тогда кадровых офицеров-угандийцев тут же получил новое назначение. Его дальнейшей карьере в независимой Уганде немало поспособствовал и тот факт, что его дядя Феликс Онама стал министром внутренних дел в правительстве Оботе.

В стремительном продвижении Амина по служебной лестнице сыграли роль и другие не зависевшие от него обстоятельства. Наиболее вероятным кандидатом на пост руководителя вооруженных сил независимой Уганды считался майор Каругаба - единственный угандиец, который обучался в знаменитом военном училище Сандхерст в Англии. Но он был выходцем из народа баганда и к тому же католиком. Поэтому, когда в 1964 году в казармах Джинджи вспыхнули волнения, Оботе с радостью избавился от Каругабы. Главнокомандующим был назначен, Ш. Ополот, как более образованный, а Амин, принимавший непосредственное участие в подавлении бунта в казармах Джинджи, стал его заместителем. В том же году Амин получил чин бригадира (полковника) . К 1966 г. бригадир Амин уже имел в Камбале дом на холме Кололо с охраной, кадиллаком и двумя женами и собирался жениться на третьей.

Официально (вернее, номинально) армию Уганды возглавлял президент страны Мутеса II. Вот каким ему виделся Амин в те годы: 'Амин был сравнительно простым, жестким человеком. Он бывал во дворце, и я видел, как он довольно успешно боксирует. Позднее премьер-министр Оботе велел ему не приближаться ко мне без его особого разрешения, что могло показаться естественным, поскольку я был верховным главнокомандующим. Его взгляд на финансы был по-солдатски прямолинеен: если у тебя есть деньги - трать их. Банковские счета на подставных лиц были выше его возможностей, и неудивительно, что среди всех обвиняемых только его банковский счет хоть и с трудом, но поддавался объяснениям'.

Последнее в высказывании Мутесы связано с т.н. 'делом о конголезском золоте', по которому Амин наряду с Оботе проходил в качестве обвиняемого. Это дело так и не дошло до судебного разбирательства, но такого рода 'соучастие' еще более сблизило Оботе и Амина, и Амин помог Оботе избавиться от неугодных ему министров.

В мае 1966 г. именно Амин, сидя в открытом 'джипе', возглавлял правительственные войска, штурмовавшие дворец Мутесы II. Ему же принадлежала идея пустить в ход артиллерию, но разрешение на ее использование дал Оботе. Важно, что ненависть баганда за эту акцию была направлена на Оботе, а не на Амина как исполнителя, что весьма помогло Амину впоследствии, когда он захватил власть. Со времени штурма дворца Амин стал любимцем Оботе и вскоре был назначен командующим армией.

К 1968 году Амин сумел таким образом организовать набор рекрутов в армию, что создал себе опору в лице своих соплеменников по отцу - каква. За эти годы отца своего он видел лишь мельком, то как-то неделю гостил у него в Кампале. Считается, что именно отец добавил к его имени Иди Амин суахилийское слово 'дада', что значит 'сестра'. По другой версии Амин получил это прозвище раньше; дескать, когда у него заставали нескольких девиц сразу, он объяснял, что они - его сестренки.

Некоторые ассоциируют слово 'дада' со словом женщина, считая, что это прозвище закрепилось за Амином к 1 9б9 г. Тогда, в декабре, Оботе был ранен в результате покушения и попросил немедленно сообщить об этом только двум людям - своей жене, и Иди Амину, тогда уже генерал-майору. Когда посланцы пришли за Амином, тот решил, что произошел переворот и его, собираются арестовать. Сбежав через окно из дома, он остановил первую же попавшуюся навстречу машину и помчался в ней по направлению к одной из казарм за городом, где находились верные ему солдаты. Там он провел несколько часов и лишь тогда, когда узнал, что Оботе жив, вернулся в Кампалу и навестил раненого в госпитале. Заодно ему там оказали медицинскую помощь: при своем позорном бегстве, перелезая через колючую проволоку, которой был обнесен забор его особняка в Кампале, Амин сильно поранился. С тех пор недоброжелатели Амина и стали трактовать 'дада' как 'женщину', намекая, что в этой ситуации он поступил как трус - 'по-бабьи'.

Опираясь на северян, прежде всего 'нубийцев', Амин старался не ссориться с баганда и всеми силами увеличивал число своих сторонников в армии. Одновременно ухудшались его отношения с Оботе. Бегство Амина после покушения на Оботе в декабре 1969 года навело президента на мысль о причастности Амина к заговору. Дальше - больше. Амин постепенно расправлялся со своими противниками и соперниками, что для него было одним и тем же, в армии. Так, убийство 15 января 1970 года, ровно за год до переворота Амина, в 1улу, на севере Уганды, в собственном доме бригадного генерала Окойи и его жены считалось делом рук Амина. Но не исключено, что это убийство было совершено по приказу Оботе.

Оботе понимал, что Амин захватил слишком большую власть в армии и стал для него опасен. Поэтому в сентябре 1970 года Оботе попытался арестовать Амина, но у того была своя разведка и он сумел избежать ареста. Тогда в октябре Оботе сместил людей Амина со всех комащных должностей в армии и назначил вместо них своих ставленников - выходцев из народа ланги. И. все же Амин был в значительной степени творением рук самого Оботе. Опираясь на армию, Оботе нуждался в нем долгое время и возвысил его на свою беду.

Амину же помогла дружба с израильскими военными советниками, приглашенными Оботе в Уганду (Позже он круто повернет свою политику, провозгласив себя сторонником арабского дела, и поссорится с Израилем.) Не исключено, что он совершил свой переворот не без помощи израильтян. ,

Повод к военному перевороту дал сам Оботе своим отъездом в Сингапур. Оботе все-таки недооценил Амина - президента предупреждали, что ехать ему не следовало бы, но он не внял предупреждениям. Пишут и еще об одном непосредственном поводе к перевороту:

перед самым отбытием Оботе потребовал от Амина отчета в израсходовании 40 миллионов угандийских шиллингов (в то время - около 2,5 миллиона фунтов стерлингов). Амин должен был представить отчет к его возвращению из Сингапура.

Как бы то ни было, переворот совершился очень быстро и почти бескровно. Для оправдания такого шага были подготовлены '18 пунктов', объяснявшие жителям Уганды и всему миру его причину. Новый глава государства, однако, был ,слаб в грамоте, и по национальному радио этот первый документ аминовского режима зачитал другой человек.

Переворот произошел 25 января 1971 года. После вторичного чтения по радио '18 пунктов' было объявлено: 'Власть теперь передана такому же солдату, как и мы, генерал-майору Иди Амину Дада'. Действительно, Амин захватил всю полноту власти. По декрету © 1, опубликованному 2 февраля, Амин становился военным главой государства, верховным главнокомандующим вооруженными силами страны, а также начальником штаба обороны. Он возглавил совет обороны, созданный еще при Оботе, и формирование этого важного органа перешло в его руки.

Свой кабинет министров Амин также перестроил на военный лад. Генри Кьемба, занимавший на протяжении пяти лет министерский пост при Амине, вспоминает, что на первом же заседании кабинета Амин присвоил всем министрам офицерские звания. С тех пор каждый из них должен был носить офицерскую форму и подчиняться военной дисциплине. Всем министрам было предоставлено в пользование по черному 'мерседесу' с надписями на дверцах 'Военное правительство'. На заседавших Амин произвел впечатление демократа, давая каждому возможность высказаться.

Вообще, в стране в целом впервые после переворота дни царила эйфория - все были довольны свержением непопулярного правительства Оботе.

Амину нужно было привлечь на свою сторону как можно более широкие слои населения, в первую очередь представителей народа Баганд. Ведь изгнание Мутесы связывали не только с Оботе, но и с Амином, командовавшим штурмом дворца. Для своей реабилитации в глазах баганда Амин, как только бразды правления страной оказались в его руках, распорядился перезахоронить прах Мутесы II в Буганде. Похороны были обставлены самым торжественным образом. Над гробом Амин трогательно напомнил слова 'короля Фредди' о том, что он, в конце концов, вернется на землю предков и к своему народу. Более того, некий чиновник из Макерере по имени Ф. Калемера разразился по поводу этого события поэмой, названной 'Отдадим почести уходящему королю'. Брошюра, содержавшая помимо виршей список кабак (королей) Буганды, была издана моментально - и это не случайно.

В ней в один ряд с героями африканского прошлого, такими знаменитостями, как зулусский правитель Чака и омукама Буньоро Кабарега, среди героев настоящего назывался, естественно, 'редких достоинств человек' Мутеса II, а также... Иди Амин.

Более того, в поэме содержатся такие строки:

...потеряв сэра Эдварда Мутесу, Наша страна не потеряет другого генерала. Если кто-нибудь нанесет генералу Амину Вред... Вас предупредили!

Этот поэтический опус был, возможно, одним из самых первых образчиков лести тирану. Потом их стало не счесть. Известно ведь: чем больше крови тиран льет в своей стране, тем больше его славословят. Поэт, однако, не только сыпал славословия, но и предупреждал о возможной каре, вернее, запугивал соседние Сомали и Танзанию, а также некое не названное конкретно племя. Скорее всего, имелся в виду народ ланги, который впоследствии в значительной степени был истреблен Амином. И этот прием не нов для диктаторов - направление всеобщего гнева на какой-либо из народов, дающее выход самым разнузданным проявлениям человеческой жестокости и низости.

К слову сказать, угандийская пресса времен Амина пестрела самыми разнообразными его фотографиями и высказываниями - хлесткими, зачастую до непристойности грубыми. А ежедневная программа теле новостей, длившаяся два часа и вещавшая на семи языках, показывала также почти исключительно Амина во всех возможных видах.

На процедуру перезахоронения теяа последнего кабаки Буганды прибыл из Лондона его сын Ронни Мутеби, обучавшийся там, в частной школе. Во время продвижения похоронной процессии из Энтеббе в Кампалу 'мерседес', на котором ехал молодой принц, был поднят на руки торжествующими баганда. Кругом царила эйфория, хотя эти церемонии происходили вскоре после того, как аристократическая верхушка 'королевств' была принята Амином, и тот объявил, что Уганда останется республикой, и королевства восстановлены не будут.

Тем не менее, в августе 1971 года Буганда сделала еще одну попытку восстановить правление кабаки: Амину была направлена соответствующая петиция, опубликованная в газетах. Одновременно газеты опубликовали петиции аристократии других частей Уганды, а также комментарии, в которых резко критиковалась идея восстановления 'Королевств'.

Первая половина 1971 года проходила под знаком все той же эйфории в стране. Амин выпустил из тюрем всех знатных пленников Оботе, в том числе Бенедикто Кивануку (которого сначала назначил верховным судьей, а затем убил). Он много ездил по стране и выступал перед народом. Вот он едет на земли ланги, и один ветеран жалуется ему на погром, учиненный солдатами в доме, - Амин тут же выписывает старику чек на сумму, на которую был причинен ущерб. Восемьдесят молодых ланги арестовывают при попытке перехода границы, и юноши признаются, что они хотели уйти в Танзанию и присоединиться к силам Оботе. 'Вас остановили, не дали вам предать родину. Никто не причинит вам никакого вреда', - говорит им Амин.

Но террор уже развертывается. Его первыми жертвами становятся офицеры, оказавшие сопротивление Амину во время переворота. В частности, начальника штаба армии бригадира Сулеймана Хусейна жестоко избивают в тюрьме, затем его голову доставляют на дом к Амину - резиденцию нового главы государства теперь величают 'командным пунктом'. От сбежавшего охранника 'командного пункта' попадает в печать леденящая душу, история о том, что Амин любит доставать голову Хусейна из холодильника, где она хранится, и вести с нею беседы. В течение трех недель после переворота было убито около семидесяти армейских офицеров и около двух тысяч штатских.

Через три месяца число жертв превысило десять Тысяч. Неподалеку от водопада Каруме на реке Виктория-Нил расположен крокодилий садок. Там крокодилам скармливали труппы жертв террора. На таком меню эти мерзкие твари разжирели до безобразия.

Амин проводил жестокий террор на основе своих собственных декретов NN5 и 8. Первый из них был издан в марте 1971 года. Он предоставлял военным право задерживать любого человека, обвиненного в 'нарушении порядка'. Когда же жертвы и родственники попытались обжаловать действия распоясавшейся солдатни, был издан декрет N8. Он запрещал привлекать к суду 'любое лицо, действующее именем правительства (читайте - именем Амина) в интересах сохранения общественного порядка или общественной безопасности', а также ради 'укрепления дисциплины, законности и порядка'.

Террор осуществлялся армейскими подразделениями, где Амин опирался на унтер-офицеров - людей примерно равного с ним образования и кругозора, видевших в нем 'своего парня', Биг Дэдди - Большого Папочку. Сам Амин любил повторять: 'Я не политик, а профессиональный солдат. Поэтому я - человек немногословный, и в своей профессиональной карьерой всегда был очень краток'.

Он быстро продвигал своих любимцев - унтеров - на офицерские должности, стремительно освобождавшиеся за счет уничтожения непокорных. Он никогда не фиксировал таких назначений письменно, а просто говорил: 'Ты капитан' или: 'Ты теперь майор'. В результате бывшие сержанты стали командовать батальонами. Также быстро продвигались по службе и водители танков и машин, которых Амин особенно любил. Этот порядок давал пищу для злоупотреблений: ни один интендант не рискнул бы проверить у Амина правильность заявления того или иного новоиспеченного командира о присвоении ему устно воинского звания. Так же быстро продвигались любимцы Амина и в специальных карательных органах, в состав которых входили:

тайная полиция (официально именовавшаяся Государственным исследовательским бюро), Часть общественной безопасности (такое название получил другой карательный орган, застенки которого располагались неподалеку от центра Кампалы), а также военная полиция. Постепенно обозначились и места скопления трупов, которых становилось все больше и больше - их не захоранивали. Одним из таких мест был лес Ка-бира неподалеку от Кампалы, в направлении Джинд-жи. Другим из многих - знаменитый крокодилий садок; мост у водопада Каруме стал называться вскоре Кровавым мостом.

Первыми жертвами террора стали ачоли и ланги - военные и гражданские. По спискам вылавливали людей, имена которых начинались на 'О' - это означало принадлежность к народу Оботе и к соседнему народу, составлявшим основу оботевской армии.

Целая серия убийств солдат и офицеров - ланги и ачоли - была совершена в казармах в разных частях страны. А вслед - первое убийство тех, кто попытался предать эти события гласности. Речь идет о двух американцах - Н. Строу и Р. Сидле. Один из них был 'свободным' журналистом в Африке, другой - преподавателем социологии в Макерере. Прослышав в начале июля 1971 года об уничтожении ланги и ачоли в казармах Мбарары иДжинджи, они тут же отправились в Мбарару. Их встретил заместитель командира части майор Джума Айга, бывший таксист. Состоялся жесткий разговор, обоих американцев убили, а Джуму позже видели разъезжавшим на голубом 'фольксвагене' Строу. Трупы закопали в первой попавшейся воронке от снаряда. Когда же американское посольство поинтересовалось судьбой соотечественников, трупы срочно выкопали и сожгли. Сожгли и голубой 'фольксваген'. Позже, почти через год, по настоянию американцев было назначено судебное расследование. Судья, нашедший следы убийства и признавший ами-новских офицеров виновными, был уволен, а результаты расследования объявлены Амином недействительными.

Тем временем убийства продолжались. Людей арестовывали днем и ночью, срывая двери с петель. Жестоко избивали. Или зверски убивали на месте. У солдат, охранявших лес Кабира, затем была разработана такса, взимавшаяся с родственников, желавших разыскать и захоронить трупы своих близких: от 5 тысяч шиллингов (600 долларов) за мелкого чиновника, до 25 тысяч шиллингов (3 тысячи долларов) за важное лицо. Ко времени переворота Амина в угандийской армии насчитывалось примерно пять тысяч ачоли и ланги. Через год около четырех тысяч из них было убито. Об убийствах Амин всегда распоряжался устно и иносказательно. Например, он говорил: 'Каласи', что означает 'смерть' на нубийском, или: 'Поступите с ними, как с Ви-Ай-Пи' (очень важной персоной - англ.). Это означало смерть после длительных мучений.

Второй год правления Амина был отмечен двумя событиями, получившими международный резонанс. Во-первых, разрывом отношений с Израилем и переориентацией на союз с арабскими странами. Еще незадолго до этого, в 1971 году, Амин нанес в Израиль один из своих первых зарубежных визитов в качестве правителя Уганды. Его встречали министр иностранных дел и почетный караул из 72 человек, у трапа самолета была разостлана красная ковровая дорожка, его принимало все высшее руководство Израиля. А в начале 1972 года последовали яростные нападки Амина на израильскую политику в арабском мире, и к концу марта израильтян в стране не осталось. Правда, они успели вывезти часть дорогостоящего оборудования через кенийскую границу.

Акция эта покончившая с участием израильских военных специалистов в обучении угандийской армии и превратившая Амина в глазах мировой общественности в 'борца против сионизма', ввела в заблуждение правительства многих стран. Тогда в мире еще не знали, что за жестокий режим террора и убийств представляет собой его правление в Уганде. Вместо президента Израиля ближайшим другом Амина стал ливийский лидер Муамар Каддафи, которого угандийский диктатор посетил в феврале (на израильском самолете с израильским пилотом). Каддафи, заинтересованный в уменьшении влияния Израиля в Африке, пообещал Амину солидную помощь - материальную и военную.

Тогда же началась и насильственная исламизация Уганды. Эту страну, где мусульмане составляли не более 10 процентов населения, Амин объявил частью исламского мира. Мусульманам отдавалось предпочтение при назначении на государственные должности. Например, в кабинете министров Уганды в 1971 году было два мусульманина, включая самого Амина, а в 1977 году уже 14 из 21. То же самое творилось в армии и полиции - из 17 воинских частей, пятнадцатью командовали мусульмане. 'Нефтяные деньги', которые Ливия, а затем и другие арабские страны отпускали 'борцу с сионизмом' Амину, шли в значительной степени на его личные нужды - строительство нового дворца, покупку бесчисленных автомобилей, оборудованных мощными радиостанциями. И при этом Амин говорил: 'Самый бедный человек в Уганде - Иди Амин. У меня ничего нет и я ничего не хочу. Потому что иначе я не смог бы справляться со своими обязанностями президента'.

Второй крупной акцией Амина было изгнание из Уганды 'азиатов'. 4 августа 1972 года при посещении одной из казарм на западе Уганды Амин заявил солдатам, что накануне ночью во сне Аллах внушил ему мысль изгнать из страны всех лиц азиатского происхождения, которые 'доят экономику Уганды'.

Азиатская община Уганды ведет свою историю от первых кули, которых британские власти ввозили туда еще в начале века. Затем 'азиаты' получили определенные льготы в скупке и переработке угандийского хлопка. Постепенно община разрасталась, 'азиаты' развернули в стране целую сеть мелких лавочек и крупных магазинов, промышленных предприятий. К 1972 году в Уганде насчитывалось 50 тысяч 'азиатов', причем только 20 тысяч из них имели угандийские паспорта, остальные имели двойное гражданство или считались подданными других стран, в основном Великобритании. Однако, как выяснилось, Амин не собирался делать различий между 'азиатами' с разным гражданством. Было объявлено, что в течение 90 дней все они должны покинуть страну. Был установлен окончательный срок - 8 ноября. Банковские счета лиц азиатского происхождения арестовывались, а с собой им было разрешено взять только по сто долларов на человека. 'Азиатов' охватила паника. Солдаты врывались к ним в дома и под предлогом 'помощи в сборе вещей' учиняли грабеж. Разграблялся и багаж отъезжавших в аэропорту. Были случаи, когда 'азиаты' для маскировки мазали лицо черной ваксой, но это им не помогало - Амин объявил, что за такие проделки будет строго спрошено. Как именно строго спрашивали люди Амина, в Уганде уже хорошо знали.

По радио передавали песню: 'Прощайте, прощайте, азиаты, вы доили нашу экономику слишком долго. Вы доили корову, но не кормили ее'. 'Азиатов' запугивали, их девушек насиловали. Амин заявил, что те из азиатов, которые не уберутся к 8 ноября из Уганды, должны будут переселиться из городов в деревни, чтобы 'смешаться с угандийцами и жить их жизнью'. Неудивительно, что к 8 ноября 1972 года лишь очень немногие из лиц азиатского происхождения остались в Уганде. Беглецов принимали у себя несколько стран, и все же судьба многих из них, лишенных средств к существованию, была трагичной.

Зачем же Амину нужна была вся эта кутерьма? Откровенно расистская кампания, развернутая им, имела целью добыть средства, чтобы как-то расплатиться за поддержку с армией, главным образом с теми самыми унтер-офицерами, на которых он опирался. Ведь экономика страны была в плачевном состоянии, а расходы на армию росли, как на дрожжах.

Что же из всего этого получилось? Великобритания тут же приостановила выплату Уганде двухмиллионного займа, а США - десятимиллионного (соответственно в фунтах стерлингов и долларах). Это сразу же повлекло за собой новый этап 'экономической войны' Амина - именно так он называл изгнание азиатов. Были национализированы и предприятия, принадлежавшие англичанам.

Как же распоряжались изъятой у иностранцев собственностью? Сначала для этого были созданы мини-стерские комитеты, затем Амин приказал людям, работающим в них, разойтись по своим министерствам, а право распределения захваченной собственности предоставил военным.

В результате львиная доля добычи досталась аминовским любимцам - унтерам и офицерам. Поговаривали, что одному из них, например, досталось около двадцати домов, другому - две дюжины тяжелых грузовиков или автомобилей. Не было никаких списков, никакого учета. Собственность 'азиатов' распределялась явочным порядком. Самого Амина можно было видеть за рулем роскошного лимузина мультимиллионера Мад-хвани. Ему же достался шикарный дворец Мадхвани в Джиндже. Глава государства стал главой грабителей.

Доходило до анекдотических ситуаций: новые хозяева магазинов не знали, сколько стоят товары, и спрашивали покупателей: 'А сколько вы платили за это раньше?' Или, например, за Цену мужской сорочки принимался проставленный на ней размер воротничка. Они старались, как можно больше утащить домой, не думая о расширении производства. Неудивительно, что все отнятое у 'азиатов' пришло в запустение . Фабрики, аптеки, школы, магазины и прочее товары первой необходимости исчезли. Одно время в Кампале не было соли, спичек, сахара. Словом, по экономике Уганды был нанесен серьезный удар.

И тем не менее, как ни удивительным это может показаться, изгнание 'азиатов' широко приветствовалось в Уганде. Их засилье в экономике страны еще с колониальных времен вызывало всеобщее недовольство. Теперь же, в независимой Уганде, всякие разговоры о 'паразитах с Востока' и об 'африканизации' находили самую широкую поддержку в массах. Когда Амин бросил такой клич, он знал, что его поддержат. Экономические последствия такой 'африканизации' стали видны далеко не сразу. Многие аналитики и сами жители Уганды неоднократно подчеркивали, что если бы Амин как президент Уганды ограничился в своей деятельности изгнанием 'азиатов', то он навсегда бы остался для масс национальным героем.

Международный резонанс изгнания 'азиатов' был достаточно велик. Например, осложнились взаимоотношения с Великобританией. Этот эпизод - один из примеров блефа Амина на международной арене. Англия поначалу приветствовала его переворот - именно туда летом 1971 года он нанес один из первых своих зарубежных визитов. Тогда его принимали и премьер-министр, и министр иностранных дел, и сама королева. На этот раз Амину официально предложили возместить ущерб, нанесенный британским предприятиям в Уганде в результате 'экономической войны'. Ущерб оценивался в сумму около 20 миллионов фунтов стерлингов.

В ответ Амин заявил, что готов обсудить этот вопрос, если британская королева и британский премьер-министр Хит лично прибудут к нему в Кампалу. И добавил, что готов принять от королевы ее полномочия главы Британского содружества наций.

Через год, когда зашла речь и о компенсации ущерба британским подданным - азиатам, который оценивался в 159 миллионов фунтов стерлингов, Амин основал 'фонд помощи Великобритании'. В этот новый фонд Амин внес 'из своего собственного кармана первоначальный взнос - 10 тысяч угандийских шиллингов, чтобы, как он заявил, помочь Британии пережить охвативший ее экономический кризис'. 'Я взываю ко всему народу Уганды, который всегда был традиционным другом британского народа, прийти на помощь своим бывшим колониальным хозяевам',- сказал он. Вслед за этим, Амин послал британскому премьер-министру телеграмму, в которой говорилось, что экономические сложности Британии досадны для всего содружества, и он предлагает свою помощь в их решении. Это Уганда-то, сама находившаяся в далеко не лучшем экономическом положении, собиралась спасти Англию!

Наглость Амина на международной арене не имела предела: он не явился на очередную конференцию стран Содружества, поскольку не были выполнены поставленные им условия: королева не прислала за ним самолет, экипированный караулом из шотландской гвардии, а Генеральный секретарь стран Содружества не предоставил ему пару обуви его (46-го) размера! А в ноябре 1974 года Амин предложил перевести штаб-квартиру ООН в Уганду, потому что это - 'географическое сердце Африки и всего мира'.

А в ответ на протест президента Танзании Джулиуса Ньерере, высказанный в связи с изгнанием 'азиатов', Амин послал ему телеграмму, в которой говорилось, в частности: 'Я очень люблю Вас, и если бы Вы были женщиной, то я бы женился на Вас, хотя Ваша голова уже седа'.

В сентябре того же года остатки верных Оботе солдат, концентрировавшихся в Танзании, попытались свергнуть Амина. Это было скорее фарсом, чем серьезной акцией, так как нападавших было не более тысячи, и своего рода подарком Амину. Он без труда отразил нападение и использовал его как повод для ужесточения репрессий. По приказу Амина через пять месяцев после этого в разных частях Уганды одновременно казнили двенадцать человек. Осужденных раздевали догола, кому-то из них выкололи глаза перед расстрелом. Смотреть на это зрелище сгонялись толпы народа. Всех казненных обвинили в том, что они - 'партизаны Оботе'. До этого в последний раз публичные казни в Уганде совершались в 20-х годах, когда британский колониальный режим чувствовал там себя совершенно уверенно.

Изощренный садизм был вообще характерным для режима Амина. Трупы убитых, которые предъявлялись изредка к опознанию или которые, скажем, до двадцати в день вылавливались лодочником у плотины на водопаде Оуэн неподалеку от Джинджи, носили следы самого невероятного насилия. Опубликовано множество фотографий жертв аминовского режима. Нормальный человек не выдерживает этого зрелища. Но садизм прививался подчиненным их Большим Папочкой, который намеренно его насаждал. Некоторые считают, что садизм Амина - результат его психической неполноценности, другие же утверждают, что психически он вполне нормален. Как бы то ни было, есть достоверные свидетельства тому, что Амин не только пил человеческую кровь, но даже ел человеческое мясо. Так, например, Г. Кьемба сам слышал от Амина такие слова: 'На войне, когда нечего есть, и кто-то из твоих товарищей-солдат ранен, ты можешь его убить и съесть, чтобы выжить'. Это говорилось спокойно, как о самом обыденном. Или даже так: 'Я ел человеческое мясо. Оно очень соленое, даже более соленое, чем мясо леопарда'. Садизм Амина обошелся его стране по меньшей мере в четверть миллиона человеческих жизней - такова минимальная цифра убитых во время его правления.

В 1973 году последовала целая серия отставок министров Амина, осознавших на конец губительную сущность его режима. Еще до этого наиболее строптивые из них, такие, например, как верховный судья Бенедикто Киванука, лидер Демократической партии, запрещенной, как впрочем, и все Другие при Амине, были попросту убиты. (Убийство Кивануки, ознаменовавшее развязывание террора против политических лидеров, произошло в сентябре 1972 года). Поэтому новые отставки министров происходили в основном во время их поездок за рубеж, что давало им возможность сохранить себе жизнь и эмигрировать одновременно.

Так было, например, с министром иностранных дел Вануме Кибеди и с министром просвещения Эдвардом Ругумайо, сообщившими о своей отставке из соседней Кении. Ругумайо вслед за своей отставкой обратился к главам африканских государств и правительств. Он писал об Амине так: 'Он неполноценен с медицинской точки зрения - у него гормональный дефект. Он расист и фашист, убийца и богохульник, трибалист и диктатор. У генерала Амина нет принципов, для него не существует моральных норм, и он не щепетилен в выборе средств. Если это отвечает его интересам - укреплению его власти или достижению желаемого, будь то женщина или деньги, - он без колебаний убивает или приказывает убить. Он неисправимый лжец как во внутренних, так и в международных делах, на его слово в делах международных никогда не следует полагаться. Для него не существует норм ни в морали, ни в политике. Он устанавливает свои собственные 'нормы', пишет свои собственные правила и меняет их по ходу дела. Поэтому предсказать его действия очень трудно. Единственное, что можно предсказать, - это то, что он крайне непредсказуем.

Амин не может высидеть в офисе целый день. Он не может сосредоточиться на каком-нибудь серьезном деле даже на пол-утра. Он не читает, он не умеет писать. Все эти неумения, вместе взятые, не позволяют ему участвовать в заседаниях кабинета, или следить за дебатами в кабинете, или понимать письма, которые пишут ему министры. Короче, он живет вне связи с каждодневной жизнью страны не потому, что ему так нравится, а из-за своей неграмотности. Он редко присутствует на заседаниях кабинета, только тогда, когда дает указания о делах, касающихся обороны или безопасности страны, или когда увольняет кого-либо из чиновников. Таким образом, единственным каналом получения информации о стране, которой он правит, остаются его собственные уши. Другими словами, он полагается только на слух и еще, возможно, на зрение'.

Такая обширная цитата была нужна. Она очень ярко передает стиль правления Амина. Естественно, что Амин, как и все люди такого типа, патологически ненавидел интеллигенцию. Даже врачей, лечивших его. Так, например, он изгнал из страны трех врачей-европейцев, обвинив их в том, что они 'распространяют политическую гонорею'. Немудрено, что интеллигенция старалась убежать из страны. Эмигрировал профессор Семакула Киванука, крупнейший в Уганде авторитет в области истории, немало сделавший для становления национальных кадров историков в университете в Ма-керере. И многие другие - ученые, писатели, представители других интеллигентских профессий. К 1977 году из Уганды сбежали 15министров, 6 послов и 8 заместителей министров. Фактически полностью опустел университет Макерере. В эмиграции оказались профессора, деканы факультетов и лекторы по основным дисциплинам. Остались лишь конформисты, перекраивавшие историю, географические карты и прочее по указке Амина.

Внутри страны важнейшими политическими акциями в этот период были декрет, разрешавший мужчинам брать себе любое количество жен (при этом брак в течение шести месяцев должен был быть зарегистрирован), и запрет на мини-юбки, которые Амин объявил неприличными. Заодно женщинам запрещалось носить парики - 'волосы либо убитых империалистов, либо африканцев, убитых империалистами', а также брюки. Этот поборник пристойности сменил за время своего президентства пять жен и около тридцати официальных любовниц, причем некоторые из них были зверски убиты. Тема 'Амин и его жены' может составить сюжет для пухлого порнографического романа ужасов.

Тело одной из этих жен - Кей Адроа, - с которой Амин официально развелся несколькими месяцами раньше, было найдено в багажнике автомобиля расчлененным. Другая, мусульманская жена Амина - Малия-му Путеси - была арестована и подвергнута тюремному заключению якобы за незаконную торговлю тканями с Кенией. После ареста и выплаты штрафа ее отпустили из тюрьмы, подстроив затем автомобильную катастрофу. Но сверх ожиданий она выжила и сумела потом бежать из страны.

В 1975 году настала очередь Уганды принимать у себя сессию глав государств и правительств Организации африканского единства (ОАЕ). По существовавшей тогда в ОАЕ традиции глава принимающего государства становился на очередной год председателем ОАЕ. Сессия была организована в Кампале с большой помпой. Правительство закупило двести 'мерседесов', множество 'пежо' и 'дацунов'. В Кампале впервые за долгое время появились мука, яйца, соль, мыло, куры, мясо, молоко - но только в отелях и на виллах, предназначенных для размещения гостей.

Жителям Кампалы на время сессии было вменено, в обязанность носить особые одежды с изображениям Амина, эмблемы ОАЕ и карты Африки. Сам Амин по этому случаю возвел себя в фельдмаршалы..

Правда, независимые государства Африки проявили некоторую сдержанность в отношении сессии ОАЕ в Кампале. Некоторые страны вообще отказались в ней участвовать, другие вместо глав государств и правительств, прислали заместителей. На банкете Амин устроил очередное представление: он появился там, в кресле, которое заставил нести четырех английских бизнесменов. Все это выдавалось за шутливую демонстрацию 'бремени белого человека' (так в свое время британская пропаганда определяла место колоний в империи). При этом Амин цинично заявил: 'Европейцы внесли меня на мой прием на своих спинах. Почему они это сделали? Потому, что они посчитали меня блестящим, твердым африканским лидером, способствовавшим лучшему взаимопониманию между европейца ми и африканцами'.

Во время сессии ОАЕ было еще несколько ярких зрелищ; например, авторалли, которое Амин возглавил в своем 'ситроене мазерати'; рядом сидела его новая жена - 19-летняя красавица Сара Кьолаба в военной форме. Или воздушные маневры - они должны были имитировать воздушный налет на Кейптаун - цитадель расистов ЮАР. На одном из островов на озере Виктория неподалеку от угандийского берега был водружен флаг ЮАР, и МИГи, состоявшие на вооружении военно-воздушных сил Амина, довольно долго бомбами сбивали этот флаг, а затем сбросили на островок флаг ОАЕ.

В начале 1975 года произошел ряд покушений на Амина, неудавшихся, но закончившихся очередными массовыми расстрелами. После одного из покушений жена Амина - Медина - была доставлена в больницу со следами жестоких побоев, в том числе со сломанной челюстью, - говорили, что Амин подозревал ее в сговоре с покушавшимися. С тех пор он стал предпринимать самые невероятные меры предосторожности - сменял автомобили, менял свои планы в последнюю минуту, сажал в президентские кортежи подставных лиц из людей, хоть как-то близких ему по комплекции.

В тот год он совершил несколько зарубежных поездок и везде наделал шуму. В Аддис-Абебе демонстрировал в бассейне свое умение плавать и нырять, заявив предварительно, что поведет арабские силы на Израиль и переплывет Суэцкий канал. В Ватикане опоздал на 18 минут на прием у папы римского Павла IV - случай подобного которому там не могли припомнить. В Нью-Йорке, на сессии Генеральной ассамблеи ООН его встречали посланные заранее 47 угандийских фольклорных танцоров. На заседание он опоздал на 40 минут, произнес приветствие на суахили, затем передал текст своей речи на английском языке представителю Уганды при ООН, затем добавил к ней окончание на дикой смеси суахили, его родного языка каква и английского еще на десять минут. Форма на нем была, естественно, фельдмаршальская со всевозможными регалиями.

В 1976 году разразился скандал в университете Макерере. Весной людьми из 'общественной безопасности' был убит один из студентов. Затем - главная свидетельница убийства - беременная женщина. Дело об убийстве студента было спущено на тормозах, что возмутило университетскую молодежь. К тому же в Макерере учился один из сыновей Амина - учился 'понемногу чему-нибудь и как-нибудь', но имел машину, личную охрану и занимал преподавательские апартаменты, что раздражало других студентов. 3 августа 1976 года студенческая молодежь устроила демонстрацию под лозунгом 'Спасите нас от Амина'. Демонстранты были жестоко избиты солдатами и полицейскими. Затем было проведено расследование, в результате которого несколько студентов исчезли из университета навсегда. А спустя несколько дней в том же университете на церемонии чествования выпускников Амин получил степень почетного доктора права 'за восстановление в Уганде законности и порядка' и за то, что 'дал угандийцам возможность жить без страха'.

В том же году Амин заявил, что Уганда претендует на часть территорий Кении и юга Судана. Что касается Кении, то он требовал, чтобы она 'вернула' Уганде полосу в двести миль от кенийско-угандийской границы почти до самой столицы Кении Найроби. Профессор С. Киванука, кстати, был вынужден эмигрировать именно потому, что отказался исторически обосновать эти претензии.

Но, пожалуй, самым нашумевшим событием 1976 года в Уганде был знаменитый 'рейд Энтеббе'; Четверо палестинцев похитили аэробус, следовавший из Тель-Авива в Париж, через Афины и принадлежавший аэрокомпании 'Эйр Франс'. Они потребовали освобождения 53 палестинцев, задержанных в Израиле и нескольких европейских странах. Пилотов заставили приземлиться в Энтеббе.

Амин оказал террористам гостеприимство. Они выходили из самолета для принятия ванны и отдыха, а заложников (на борту было 258 пассажиров) охраняли аминовские солдаты. Террористы получили от людей Амина автоматы. Израилю был предъявлен двухнедельный ультиматум, срок которого истекал 4 июля. Амин улетел на Маврикий и, возвратившись 3 июля, вновь навестил террористов. Надо сказать, что заложников, не являвшихся израильскими гражданами, все же отпустили несколько раньше.

Оставшиеся заложники были похищены. Эта операция считается одной из самых блестящих военных операций за последние десятилетия. Дело в том, что аэропорт, в Энтеббе в свое время строили израильтяне. У соответствующей фирмы сохранились чертежи. Но аэродром был слегка модифицирован, и это пришлось учесть при разработке плана операции, для чего были использованы оперативные данные израильской разведки и фотографии со спутников, предоставленные Пентагоном.

В Найроби приземлились три транспортных израильских самолета и группа истребителей. А также два 'Боинга-707' - один с 23 врачами и двумя операционными палатами на борту, второй - штабной. И' Найроби три транспортных самолета взяли курс на Энтеббе вместе со Штабным 'Боингом'. В течение 50 минут все закончилось - заложников увезли, всех террористов и двадцать угандийских солдат убили в перестрелке. Самой тяжелой потерей для Амина было сожжение одиннадцати МИГов - основы его ВВС. Все произошло так быстро, что Амин не успел опомниться.

Когда ему сообщили об этом, он тут же отправился в аэропорт. Первыми жертвами его гнева стали четыре оператора радарного слежения - они были расстреляны на месте. Потом поплатились жизнью и другие. Особенный международный резонанс получили два убийства Дора Блох, 73-летняя женщина, имевшая двойное англо-израильское гражданство, вызвалась быть переводчицей на переговорах. Во время еды она поперхнулась мясом, и ее отправили в Кампалу в больницу, не разрешив сопровождать ее летевшему вместе с нею сыну. Назавтра сыну по телефону сообщили, что ее выпишут через день. Однако во время налета на Энтеббе израильтяне о ней забыли. Зато не забыл Амин. В ту же ночь к больнице подъехали две машины 'Государственного исследовательского бюро' угандийской модификации 'воронки'. Дора Блох исчезла. Но не бесследно. Ее труп, обожженный, но узнаваемый, был обнаружен и запечатлен на пленке фотографом из угандийского Министерства информации Джимми Пармой. Парму схватили на улице, пленку засветили, а самого его отвезли и убили в том же лесу Наманве, где он обнаружил тело Доры Блох.

В том же году Амин спровоцировал инцидент на кенийской границе - операцию 'Панга кали' ('острый нож' в переводе с суахили). Операция провалилась и Амину пришлось выполнить некоторые условия Кении, в частности снять свои территориальные претензии.

В начале 1977 года новые убийства потрясли Уганду. Амин лично застрелил архиепископа Уганды, Руанды и Бурунди Янани Лувума. В ответ на самые невероятные обвинения, выдвинутые Амином против христианской церкви в Уганде, Лувум и другие высшие церковные сановники, послали Амину петицию, в которой они критиковали его режим. Гнев Амина обратился на Лувума, принадлежавшего к народу ачоли. Согласно правительственному сообщению от 17 февраля, Лувум и двое министров Уганды погибли врезулбтате автомобильной катастрофы. Их обвиняли в заговоре против Амина. На самом деле 'пожизненный президент' заставил архиепископа помолиться за мир в Уганде, и затем собственноручно застрелил его в своем номере в отеле 'Нил'. Архиепископа и министров не разрешили даже отпеть в соборе Намирембе. Вместо этого их тела были сожжены солдатами. Об этих убийствах стало широко известно. Африка вновь была потрясена. А в следующем месяце, выступая на встрече на высшем уровне афро-арабских стран в Каире, Амин заявил: 'В Уганде нет тюрем. Мы все живем в мире и безопасности. Уганда свободна и ее люди процветают'.

Как же процветала Уганда и ее люди в результате авантюры Амина?

В том же 1977 году на армию расходовалось около 65 процентов валового национального продукта, на просвещение - 8, на здравоохранение - 5. Фермы разорялись. Стоимость жизни в результате хронического дефицита продуктов и товаров возросла за время правления Амина на 500 процентов. Превратились в дефицит удобрения для полей, лекарства для людей. Цены на продукты стали астрономическими: половина литра молока стоила почти доллар, тридцать яиц - от 7 до 10 фунтов стерлингов, килограмм сахара - 4 фунта стерлингов, буханка хлеба - один фунт, кусок мыла - почти 4 фунта.

Летом 1977 года юридически распалось Восточно-африканское экономическое сообщество. К краху его привела политика Амина, успевшего перессориться с двумя другими членами сообщества - Кенией и Танзанией, а также экономическая нестабильность самой Уганды. Для страны это было чревато новыми хозяйственными трудностями, ибо. Сообщество сложилось исторически, имело определенное разделение труда, общую валюту, даже единую авиакомпанию. В 1977 году Уганда была одной из 25 беднейших стран мира.

А Амин продолжал развлекаться. Его жена Сара как-то упросила охранника открыть холодильник в 'ботаническом саду' на вилле президента. В холодильнике оказались отрезанные головы двух человек - бывшего возлюбленного самой Сары и одной из возлюбленных президента. Амин жестоко избил жену, а назавтра радио Уганды сообщило о ее срочном отлете в Ливию для лечения...В том же 1977 году Амину было отказано в присутствии на конференции содружества в Лондоне. Было решено, что если он там объявится, то дальше аэропорта его не пустят. Сам он заявил: 'Я поеду в Лондон, и никто меня не остановит... Я хочу посмотреть, насколько сильны британцы, и хочу, чтобы они увидели сильного человека с африканского континента'. Заодно он заявил, что отметит 25-летие правления королевы Елизаветы II: британские граждане понесут его в кресле из Кампалы до аэропорта в Энтеббе - 22 мили! И радио Кампалы объявило об отлете Амина в Лондон, но это было 'уткой'. А в Лондоне осудили режим Амина, хотя резолюция конференции, по настоянию африканских стран, не назвала его персонально.

В конце года мировое сообщество чуть было не вздохнуло с облегчением: поступило сообщение, что Амин при смерти. Оказалось, что ему всего лишь вырезали небольшую опухоль на шее. Он быстро поправился и смог принять участие в казни участников очередной попытки переворота.

1975 год принес Уганде некоторое экономическое облегчение: из-за заморозков в Бразилии существенно поднялись мировые цены на кофе. В страну вновь потекли деньги, вырученные за его продажу. Но в октябре почувствовавший себя увереннее Амин двинул свои войска на Танзанию. Это был шаг, оказавшийся для него роковым. Поначалу успех сопутствовал ему - внезапность нападения, использование самолетов и танков дали ему возможность захватить часть территории. Но танзанийская армия, предпринимала героические усилия, сопротивляясь агрессии. 25 января 1979 года Амин, выступая по поводу восьмилетия своего переворота, вынужден был сказать: 'Сейчас, когда я говорю, танзанийцы находятся в наших пределах'. Но это не помешало ему угрожать: 'Я - дедушка Дада всех угандийцев. Сегодня я самый известный в мире лидер. Танзания не должна обманываться в том, что сможет захватить Уганду. Танзанийские солдаты в Уганде сидят на пороховой бочке. У меня у самого есть военный опыт. Прежде, чем вступить в бой, я сначала изучу вас от ног, коленок, живота и до ногтей рук. Поэтому, начав сражение, я с точностью до минуты буду знать, когда вас захвачу. Вот почему я говорю, что люди, вступившие на землю Уганды, сидят на пороховой бочке. Их послали сюда на верную смерть'.

Амин умолчал, что сражаются с ним не только танзанийцы. Сопротивление ему росло с каждым днем и внутри страны, участились попытки переворотов и покушений на него. Возникло множество антиаминовских организаций, объединившихся в 1978 году во Фронт национального освобождения Уганды.

11 апреля 1979 года пала Кампала, и это было концом режима Амина, хотя диктатор еще незадолго до этого заявил по угандийскому радио: 'Для паники нет никаких оснований. Противник сдерживается в сорока милях от столицы'. Кампала встречала победителей криками: 'Мы свободны!', 'Убийцы, тираны и каннибалы всегда погибают!'.

А Амин из Джинджи, куда он бежал с эскортом из нескольких черных 'мерседесов', успел обратиться по радио к народу: 'Я, Иди Амин Дада, хотел бы опровергнуть сообщение о свержении моего правительства мятежниками'. Но его уже никто не слушал.

Затем стало известно, что Амин бежал из страны. Люди гадали, как он это сделал. Через Кению? Через Заир?

В конце концов, Амин объявился в Саудовской Аравии, где король Хадед предоставил ему пенсию, 'кадиллак' и 'Шевроле'. Там же объявились двадцать три из пятидесяти его официально признанных детей. Остальные двадцать семь остались в Африке. По собственным подсчетам Амина, у него к 1980 г. было З6 сыновей и 14 дочерей. С ним находилась одна из его выживших жен - Сара. Судя по сообщениям печати, он занимался в изгнании в основном изучением арабского и чтением по-английски 'Истории второй мировой войны'. Тренировался в каратэ и боксе.

Но Амин не оставлял надежды вернуться в Уганду, хотя и пытался ввести в заблуждение общественное мнение.

Январский номер журнала 'Нью Африкен' за 1989 год в материале, ставившем под сомнение факт собственноручного убийства Амином архиепископа Лувума, опубликовал заявление экс-диктатора: 'Я больше не интересуюсь политикой, теперь я - бизнесмен'. Журнал не успел дойти до читателей, а телетайпы принесли иную весть: 3 января 1989 года Амин вместе с сыном Али объявились с фальшивыми паспортами в столице Заира Киншасе. Их тут же задержали. Хотя в Заире живет одна из жен Амина с детьми, не вызывала сомнений истинная цель его вояжа - Уганда. Ведь он неоднократно заявлял, что хочет создать базу для вооруженного захвата власти в деревушке Кобоко близ заирской границы.

Угандийское правительство немедленно потребовало выдачи Амина для предания его суду. Но Заир отказался сделать это, сославшись на отсутствие соответствующего соглашения. Однако постарался избавиться от Амина и выслать его назад в Саудовскую Аравию, что удалось лишь со второй попытки. 12 января Амина с сыном отправили на частном самолете через Дакар. Но, увы, в сенегальской столице стало известно, что король Халед отказывает Амину в убежище, и тем же самолетом Амин вернулся в Заир. Потребовались дипломатические усилия нескольких глав государств, чтобы уговорить короля принять Амина обратно. В конце января Амин вновь объявился в саудовском порту Джидда, тайно покинутом им в самый первый день 1989 года. Ему вторично было предоставлено политическое убежище с условием, что впредь он не будет вмешиваться в политику, предпринимать тайные вояжи, а главное - будет помалкивать!