1. Идеологи современной России стремятся представить революционную Кубу как некий «заповедник самого ортодоксального коммунизма», а Фиделя Кастро – «динозавром коммунизма», который неким чудом удерживает власть и в нашу «эпоху демократии». Так Николай Сванидзе – одиозный телеведущий, превзошедший всех в либеральной софистике, в своей последней книге ядовито иронизирует, что даже постсоветские российские СМИ именуют якобы «тоталитарную Кубу», где правит коммунист Фидель Кастро, по привычке «островом Свободы». И даже забавно видеть, что и здесь, как и во многих других областях, наши либералы бездумно повторяют упрощенные схемы пропаганды позавчерашнего дня, просто  меняя оценку на противоположную. Действительно, если раньше нам внушали, что Фидель Кастро и его соратники  свергли проамериканского диктатора Ф. Батисту, руководствуясь исключительно «передовыми идеями марксизма-ленинизма» (в качестве которых деятели агитпропа преподносили сильно вульгаризированный марксизм) и повторяли это с умилением и восторгом, то теперь они говорят по сути то же самое, только уже с отвращением и осуждением…     Что ж, это еще одно доказательство того, что либералы наши - бо′льшие догматики, чем  обличаемые ими левые патриоты, которые нашли в себе силы преодолеть  много стереотипов.

В действительности же кубинская революция – как раз пример того: как много бывает разных видов социализма. При этом не все они умещаются в прокрустово ложе того образа социализма, который рисовал позднесоветский агитпроп, называвший себя марксистско-ленинским, но зачастую выхолащивавший  творческие и живые элементы  в  наследии Маркса и Ленина (что неудивительно, если учесть, что идеологической работой у нас занимались такие – до поры до времени - скрытые предатели и перевертыши как Александр Яковлев).  Более того, не все они умещаются и в рамки марксизма (хотя вовсе не обязательно при этом, чтобы они с марксизмом конфликтовали).  Кубинский социализм формировался  с учетом не только специфики  латино-американского цивилизационного характера, но и в условиях уникальной геополитической обстановки  50-60-х г.г.  Естественно, в нем была и марксистская струя (представленная Че Геварой, Раулем Кастро, которых впрочем, тоже нельзя назвать слишком уж ортодоксальными марксистами). Но что касается самого Фиделя, то  характеристика его взглядов – это  тема, мягко говоря, дискуссионная.

2.  Начнем с того, что Фидель Кастро и пришел в политику вовсе не как марксист. Молодой Фидель Кастро, по окончанию Гаванского университета почувствовавший в себе призвание к политической деятельности, в 50-х гг. примкнул к левому крылу Партии Кубинского Народа (так называемой «Партии Ортодоксов»). Идеологией партии были воззрения Хосе Марти (1853-1895) – национального героя Кубы, теоретика и революционного практика освобождения острова от испанского владычества. Но  «ортодоксы» стремились освободить идеи Марти  от искажений, которыми они обросли в официальных доктринах  компрадорских кубинских правительств того времени, клявшихся именем Марти, но служивших интересам североамериканских корпораций и тем самым вернуть им изначальный дух  революционного национал-демократизма (отсюда и название: ортодоксы). Настоящий, а не выхолощенный компрадорской пропагандой Хосе Марти выступал за независимый и самобытный путь развития государств Иберо-Америки и в этом смысле был подлинным латиноамериканским «почвенником». Как писал кубинский историк доктор Рамон Де Армас, Марти учил «о необходимости того, чтобы латиноамериканские и карибские народы достигли своего собственного развития самостоятельно, на основе собственных общественных, политических и экономических реальностей, без подражания и копирования чужих формул». Конечно, в учении Марти присутствовали и социалистические мотивы. Так, известно гневное восклицание Марти по поводу бездушного духа североамериканского капитализма: Американские законы дали Северу высокую степень благополучия и подняли его также на самую высокую ступень коррупции. Они монетаризировали его, чтобы сделать благополучным. Будь проклято благополучие, приобретенное такой ценой! . Но все же он был далек от марксистского социализма с его идеями  пролетарской революции и относительно прогрессивного значения капитализма. Идеи европейского, германского и англосаксонского марксистского социализма Х.Марти тоже представлялись чуждыми иберо-американской почве.

Отстаивавшая изначальный «мартизм» Партия Ортодоксов сформировалась в 40-х годах, и ее руководителем стал Эдуардо Чибас – харизматический политик, резко критиковавший коррупцию кубинского марионеточного режима и требовавший национализации электроэнергетики Кубы и ее никеледобывающей индустрии. Его идеалом была Куба, независимая от США и строящая демократическое социальное государство. Чибас не только был далек от марксизма, но и критиковал его, и эта критика   производила на молодого Кастро большое впечатление. Эдуардо Чибас ждала трагическая судьба: он застрелился в 1951 году во время своего предвыборного выступления прямо в студии кубинского телевидения; это был акт протеста против надвигающейся военной диктатуры. Фидель настолько глубоко чтил Чибаса, что перед знаменитой атакой на казармы Монкада 26 июля 1953 года взял собой вместе с магнитозаписями патриотических песен запись  последней предсмертной речи Чибаса.

В своей речи на суде «История меня оправдает» Фидель также выдвинул вполне социалистическую, но  явно не марксистскую программу: он назвал в качестве политических целей своих единомышленников помимо освобождения Кубы от североамериканского влияния аграрную реформу с разделом земли между мелкими арендаторами, национализацию естественных монополий, индустриализацию под началом государства, широкие социальные программы, прежде всего, в интересах малоимущих и детей. Показательно, что Фидель обратился не к нации вообще, а к народу, трудящимся: «Когда мы говорим «народ», мы имеем в виду не зажиточные и консервативные слои нации, которым по нраву любой угнетающий режим, любая диктатура, любой вид деспотизма и которые готовы бить поклоны перед очередным хозяином, пока не разобьют себе лоб. Под народом мы понимаем, когда говорим о борьбе, огромную угнетенную массу, которой все обещают и которую все обманывают и предают, но которая жаждет иметь лучшую, более справедливую и более достойную родину». Но  эти трудящиеся – не только пролетарии, но и, по разъяснению Кастро,  крестьяне, безработные, сезонные чернорабочие, врачи, учителя, инженеры, журналисты, и даже … мелкие торговцы (на волапюке марксизма такой набор обязательно сопровождается ядовитым ярлыком «мелкобуржуазность»).

Среди 82-х  сторонников Кастро,  тайком приплывших к берегам Кубы на яхте «Гранма» и высадившихся в провинции Орьенте 2 декабря  1956 года был всего лишь один коммунист – аргентинец Эрнесто Гевара де ля Серно – легендарный «Че». В общем-то  группу Кастро составляли сторонники  революционного национального освобождения, левые национал-революционеры (хотя формально Фидель порвал с партией ортодоксов год назад, в 1955 году в своей знаменитой статье «Против всех»; впрочем, это был разрыв не идеологический, Фидель обвинял партийных бонз в пассивности и трусости, которые удлиняли срок пребывания диктатора у власти).  В рядах Повстанческой Армии Фиделя Кастро, развернувшей борьбу против  кровавого диктатора Батисты в горах   Сьерре-Маэстре  коммунистов также было не очень много. Просоветская Коммунистическая партия Кубы (партия народного социализма) вообще отнеслась к  освободительной войне «бородачей» («барбудос»), как называли партизан Кастро, настороженно: ортодоксам от марксизма действия «ортодоксов» мартизма показались подходящими под зубодробительные характеристики «бланкизма», «мелкобуржуазного радикализма»; еще бы, ведь Фидель и его сторонники поступили «неправильно» с позиций марксистской схемы, вместо того, чтобы вести пропаганду среди  «передового класса» - пролетариата, они обратились к «темным и невежественным» крестьянам. Зато в избытке были  верующие крестьяне и даже … священники. Официальная католическая церковь Кубы, как и везде в Латинской Америке, как правило, выступает на стороне власть имущих – компрадоров, но в  широких слоях мирян, а также низшего духовенства распространены левые и антиимпералистические настроения. Недаром Латинская Америка стала Родиной «теологии освобождения» - современной версии христианского социализма, и, добавим, родиной таких символических фигур как колумбийский «красный партизан» и католический священник падре Камило Торрес. В Повстанческой Армии в горах Сьерре-Маэстры с разрешения командующего армией – команданте Фиделя Кастро действовали свои капелланы, самый известный из которых – падре Гильермо Сардиньяс.

Даже после 1 января 1959 года,  когда повстанцы и оппозиция пришли к власти, речь не шла о социалистической революции в марксистском ключе. Во время неофициального визита в Вашингтон в апреле 1959 года, Фидель Кастро – уже руководитель революционной Кубы, охарактеризовал себя как «кубинского националиста», сказав: «Кубинский национализм заключается в желании сделать свою страну процветающей и уважаемой страной» (здесь необходимо заметить, что за рубежом термин «националист» не имеет такого зловещего ореола как в России  и означает не шовиниста, а просто сторонника самостоятельного национального развития). Там же, в США на вопрос: «является ли январская революция красной?» Кастро ответил: «скорее она цвета зеленых оливок» (по цвету формы Повстанческой армии).

Знаменитая аграрная реформа, после которой «правые» прозвали Кастро коммунистом, тоже по сути была национал-демократической: главным образом она была направлена против иностранного капитала и сросшихся с ним крупных землевладельцев, при этом им  даже компенсировалась утеря собственности, выигрывали же от нее мелкие землевладельцы.

Кастро охарактеризовал кубинскую революцию как социалистическую  лишь 16 апреля 1961 года (то есть на втором году революции), на похоронах жертв американской варварской бомбардировки острова. Фидель произнес там следующие слова: «Товарищи рабочие и крестьяне, наша революция является социалистической и демократической, революцией бедняков, которая делается силами бедняков и в интересах бедняков». Заметим, что Фидель ничего не сказал о марксизме, речь ша о демократическом или как тогда  говорили народном социализме. Себя же он впервые назвал коммунистом за год до этого – 8 ноября 1960 года в речи в редакции кубинской коммунистической газеты «Ой». В ней же Фидель заявил, что со студенческих лет изучал марксистскую литературу и даже «был марксистом» и оказал влияние в соответствующем духе на своего брата Рауля.   Это противоречило всем прежним заявлениям Фиделя (говорят, что Хрущев так и не поверил в это превращение Фиделя и заметил: конечно, Фидель не коммунист, но еще немного и США сделают его коммунистом). Интересно, что Че Гевара в том же 1960 г., за месяц до «признания» Фиделя также говорил  в интервью американскому журналу «Лук» совершено противоположное: «Фидель не коммунист… Эта революция исключительно кубинская, а точнее – латиноамериканская. В политическом плане можно было бы квалифицировать Фиделя и его Движение революционно-националистическим».

Все остальное время, вплоть до 90-х гг. Фидель Кастро называл себя коммунистом и марксистом-ленинцем. Соответствующие изменения были произведены и на уровне госполитики: все революционные организации были объединены в одну, ставшую  правящей партией и получившей вскоре название Коммунистическая партия Кубы. Атеизм стал государственной идеологией, а марксизм-ленинизм – официальной философией.  Советский Союз открыто признавался «старшим братом» и  руководителем Кубы (и действительно, трудно переоценить масштабы советской помощи Кубе, начиная с того, что  пакт с СССР сделал невозможной американскую интервенцию на остров и кончая тем, что советские специалисты помогали создавать на Кубе систему здравоохранения,  образования,  промышленность и т.д. ). Но тем не менее политический курс Кубы и в годы «советского протектората» сохранил определенную самостоятельность.  Куба не была марионеткой СССР, как это пытались доказать североамериканцы и повторяют с их голоса доморощенные «демократы». Так, революционная Куба отказалась  войти в какие бы то ни было военные пакты, в том числе и созданный СССР Варшавский блок и так и осталась неприсоединившимся государством. Куба не стремилась слепо копировать советскую модель: переняв ее лучшие стороны, прежде всего, социальную систему, Куба Кастро  сохранила в экономике частный сектор. При аграрной реформе, превратившей большинство земель острова в государственное достояние, все же 39% земли было оставлено за частными собственниками (мелкими крестьянскими хозяйствами), конечно, при  условии, что собственник работает эффективно  согласен сотрудничать с государством и придерживаться Госплана. Вряд ли Кастро подозревал, что воплощает в жизнь концепцию функциональной собственности, разработанную отцом русской геополитики и геоэкономики эмигрантом-евразийцем П.Н. Савицким… Наконец, на Кубе не было масштабных репрессий – кровавых внутрипартийных  «разборок», а также культа личности. Положение с пресловутыми «правами человека» на острове Свободы также были и остаются  получше, чем у многих стран, объявленных США «демократиями».

После 1991 года, когда рухнул Советский Союз и в официальной идеологии Кубы произошли изменения. Фидель взял курс на реформы в духе НЭПа в экономике и на усиление мотивов латиноамериканского почвенничества  в идеологии. Была упразднена политика госатеизма. Из Устава Компартии Кубы исчез пункт, запрещающий коммунистам исповедовать религию и принадлежать к религиозным организациям. Кубинская католическая церковь получила возможность снова выступать с обращениями к пастве. В 1998 году Кубу посетил тогдашний Папа Римский Иоанн Павел II и был удостоен приема на высшем официальном уровне (Кроме того, Католическая церковь осудила североамериканскую экономическую блокаду Кубы, так как она болезненно ударяет по беднейшим слоям населения Кубы, и это еще более сблизило позиции кубинских католиков и режима Кастро). А после смерти понтифика сам Фидель Кастро впервые после 1959 года участвовал в католической мессе в кафедральном соборе Гаваны. В связи со смертью Папы на Кубе был объявлен трехдневный национальный траур (чего не сделали даже некоторые страны, традиционно считающиеся католическими). Сам Фидель оставил   в книге соболезнований в посольстве Ватикана в Гаване запись с такой характеристикой Папы: «Покойся в мире, неустанный борец за дружбу среди народов, враг войны и друг бедных».

Несмотря на то, что  Фидель Кастро публично не отрекается от марксизма, высшее руководство партии и государства все больше говорит об особом, специфичном характере кубинского социализма и его отличиях даже от социализма Маркса и Ленина. Так, Президент Национальной ассамблеи народной власти Кубы Риккардо Аларкон де Кесада сказал об этом в интервью российскому журналу «Эксперт»: «Наш социальный проект не пал, как домино. …потому что у нас на Кубе был подлинный и самобытный революционный процесс. …. Реалии кубинской системы - вовсе не те реалии, которые в своих работах рассматривал Ленин. У нас всего лишь есть воля, чтобы вести социальную политику, отстаивать справедливость и равенство. После крушения социалистического лагеря у нас было два пути - переселиться на другую планету или сохранить и развернуть нашу систему. Мы открыли доступ к капиталистическому способу производства, сделали то же самое, что Ленин когда-то сделал во времена нэпа. Но все же подчеркну: мы не пытаемся повторять какую-либо чужую модель социализма, модель, которая когда-либо была реализована. С самого начала революции мы решили, что социализм в Латинской Америке должен быть не копией, а героическим созиданием . Сегодня многие в Латинской Америке думают также. Есть венесуэльский подход, есть бразильский. Мы должны бороться за многоцветный социализм». Медленно и тихо, без театральных эксцессов революционная Куба возвращается  к идеологии Повстанческой армии и Движения 26 июля, с которой победила Революция 1 января 1959 года и которая была на Кубе господствующей до вступления Кубы в советский лагерь.

3. Как видим, говорить об «ортодоксальном марксизме» Кастро, в чем его любят обвинять нынешние либералы-кастрофобы, можно лишь применительно к одному периоду его сложной и долгой политической биографии – периоду с 1960 по 1991 г.г. И до, и после этого Кастро либо открыто позиционирует себя, либо, по крайней мере, ведет себя как социалист народнического, национал-революционного толка  (а этносоциализм и марксизм-ленинизм – это далеко не одно и то же; не случайно же кубинские просоветские коммунисты с таким трудом приняли  революцию 1959 года, а нынешние ортодоксы от коммунизма в Интернете до сих пор клянут Кастро, что он действовал «не по правилам марксистской науки»: дескать, надо было начинать с пропаганды среди революционного гегемона – пролетариев). Так был ли Фидель  марксистом-ленинцем или его «обращение в марксизм» было  вынужденным шагом реального политика? Вопрос этот чрезвычайно сложный и  однозначный ответ на него дать трудно, поскольку эволюция воззрений самого Кастро – это предмет исследований его биографов (не путать с обличителями и апологетами!), а исследования эти только начинаются и уж во всяком случае автор этих строк не имеет к ним отношения. Но если обратиться к объективной ситуации, в которой оказались Куба и ее вождь  в 1960 г.г., что в общем-то перед Фиделем, независимо от его внутренних борений, и не было большого выбора. Как пишет Михаил Тихомиров: «тяжелое противостояние (как военное, так и экономическое, и политическое) с Соединенными Штатами вынудило кубинское руководство искать поддержку среди других государств. И единственным адекватным вариантом в той ситуации было установление тесных взаимоотношений с Советским Союзом. Такова специфика сформировавшегося в то время двуполюсного мира: ты либо по одну сторону баррикад, либо – по другую». Можно не сомневаться в том, что  без вступления в «социалистический лагерь» Куба не просуществовала бы и года: несмотря на то, что первые нападения контрреволюционеров кубинцы отбили, все же военная мощь США была несравнима с кубинской. А СССР вправе был требовать от своего нового союзника  соответствующей перестройки внутренней жизни и идеологического антуража. Официальная идеология СССР   утверждала, что в мире идет не геополитическая борьба, а борьба между двумя социальными системами – капиталистической и социалистической и всякий, кто выступал против капиталистического мира во главе с США, становился  «социалистической страной» автоматически. Дуалистическая пропагандистская схема не предусматривала ни возможность третьего пути, по ту сторону капитализма и социализма, ни возможность иного социализма, помимо марксистского (то же самое делали и США, ввиду этого характеристику «демократий» получали африканские и латиноамериканские военные диктатуры, а характеристику «стран с рыночной экономикой» - ближневосточные страны, которые  еще не выбрались из родового строя и патриархального монархизма). Удивляться следует не тому, что революция, начавшаяся под революционно-демократическими лозунгами, стала вдруг «социалистической» и «марксистско-ленинской», а тому, что Фидель в этой казалось бы патовой ситуации, почти не оставляющей места для политического маневра, сумел сохранить определенную независимость Кубы в ряду стран социалистического блока, так что революционная Куба осталась существовать даже после развала этого блока и самого Советского Союза. Обычно это объясняют тем, что революция на Кубе произошла сама, без помощи извне, в отличие от просоветских стран Восточной Европы,  где «революционеры» были приведены к власти на гребне советских военных успехов; так что Кастро имел на Кубе истинно народную поддержку. Это, конечно, правильно, но нельзя сбрасывать со счетов и личные способности самого Кастро, который проявил себя как подлинный реальный политик, стоящий рядом с такими гениями политики ХХ как Владимир Ленин. Выскажу мысль, которая покажется крамольной, но, полагаю, все же имеет право на существование:   Кастро умел лавировать между двумя полюсами коммунистического лагеря: СССР и Китаем и хитро играть на противоречиях между ними, это обеспечивало  ему возможность дистанцироваться и от того, и от другого.

Это само по себе подтверждает ту мысль, что для Кастро и в то время, когда он уже провозгласил себя марксистом-ленинцем главным было не следование «пролетарскому интернационализму», а свобода и самостоятельность народно-демократической Кубы. Поддержка кубинцами революционных процессов в Африке и в Латинской Америке вовсе не противоречит сказанному: уже тогда Куба стремилась сформировать третий полюс биполярного мира – полюс антизападный, но и не стоящий в вассальной зависимости от СССР, как  соцрежимы Восточной Европы. И в этом «третьем лагере» Куба Кастро стремилась занять  лидирующее место (собственно, это политика продолжается и сейчас и с большим успехом: чем дальше идет полевение Латинской Америки, тем сильнее там влияние Кубы).

Исходя из этого, думается, можно утверждать, что Фидель как был, так и остался левым националистом (в лучшем смысле этого слова) и если бы угроза завоевания острова со стороны северного гиганта не была столь огромной, возможно, на Кубе говорили бы не о коммунизме, а об особом кубинском социализме. В действительности именно он там и строился, а никакой не пролетарский социализм по Марксу и Ленину: повторим, что кубинский эксперимент явно не вписывается в рамки ортодоксально-марксистских теорий. Можно согласиться с Карэном Хачатуровым, что «революция на Кубе окончательно победила вопреки всем московским святцам о роли пролетариата. Победила интеллигенция в союзе с крестьянством, победила без помощи из СССР».

Итак  кубинская революция  это типичная крестьянская война на периферии мирового капитализма, как определил С.Г. Кара-Мурза все выдающиеся  антизападные революции ХХ века.

Социалистическая Куба – это типичное традиционное общества, пошедшее по пути антибуржуазной, восточной модернизации, с опорой на социальное традиционное жизнеустройство и под руководством авторитарной партии. Это и есть народнический,  немарксистский, «цивилизационный» социализм. На Кубе он возник в более или менее чистом виде, поскольку изначально он не мимикрировал под социализм марксистский (как в России в 1917 году), а стал прикрываться марксистской идеологией лишь под влиянием геополитических условий. Поэтому вульгарный марксизм не пустил  глубоких корней в кубинском жизнеустройстве и не смог отравить мировоззрение кубинцев европоцентристскими и экономикоцентристскими стереотипами, которые в период кризисов и марксистских режимов становятся дрожжами, на коих всходит воинствующий проамериканский либерализм (связь между либерализмом гайдоровско-чубайсовского типа с его апологией колониального капитализма  и вульгарного марксизма  хорошо показана тем же С.Г. Кара-Мурзой в книге «Истмат и проблема «Восток-Запад»).

Успехи Кубы показывают, что именно за таким «социализмом без западнического коммунизма», «цивилизационным социализмом» -  будущее всех  незападных стран, если только они не хотят, конечно, служить сырьевым придатком для западного «золотого миллиарда».  Именно по этому пути, по сути, пошла Белоруссия и должна идти, и надеемся, все же пойдет и Россия.